Лукашев михаил николаевич. Лукашев михаил николаевич Лукашев михаил николаевич и были схватки боевые

«Дзюдо - путь к ловкости, так называется неизвестная у нас до сих пор японская система самозащиты. В предстоящем зимнем сезоне с этой системой Москва впервые познакомится. На днях при спортивном секторе ЦДКА открываются двухмесячные курсы.

В программу занятий войдут: 1) броски, рычаги, удары руками и ногами и удушения; 2) приемы самозащиты невооруженного против вооруженного винтовкой, револьвером, саблей, ножом или другим холодным оружием ближнего боя; 3) приемы рукопашной схватки двух невооруженных. За основу будет принята японская система самозащиты дзюдо как наиболее проработанная, а главное, представляющая собой уже готовый комплекс различных приемов самозащиты.

Для желающих совершенствоваться в этой системе будут созданы специальные спортивные группы, которые будут проходить тренировку и выступать в соревнованиях, намечающихся к проведению в будущем. Курсами будет руководить инструктор т. Ощепков, окончивший институт «Кадокан-дзюдо» в Японии (в Токио)».

Василий Сергеевич Ощепков был человеком интереснейшей судьбы. Одним из первых, если не самым первым европейцем, получившим в дзюдо мастерскую степень - черный пояс…

В начале нынешнего века в одной из средних школ Японии учился, русский подросток Вася Ощепков. Как все японские школьники, осваивал он на уроках физ-воспитания основы дзюдо. Сообразительный и ловкий ученик, быстро постигший технику японской борьбы, понравился преподавателю, и тот оказал ему одну немаловажную услугу.

Раз в год среди старших японских школьников проводился отбор лучших для обучения в знаменитом «Кадокан-дзюдо», и учитель под большим секретом сообщил приглянувшемуся ему русскому мальчишке необычный принцип этого отбора. Наступил торжественный день. В зале множество юных претендентов чинно расселись на татами, и сам основатель дзюдо доктор Дзигаро Кано обратился к ним с речью. Нравоучительная речь была длиннейшей и, откровенно говоря, довольно скучной. Мальчикам, при всем уважении к оратору, трудно было удержаться от того, чтобы не оглянуться по сторонам, не взглянуть на своих соседей. Но Ощепков уже знал, что сзади за ними пристально следят преподаватели «Кадокана». И каждое движение подростков расценивается ими как невнимание и даже недостаточное уважение к великому гроссмейстеру дзюдо. Василий все еще как следует не привык сидеть по-японски: без стула, на собственных пятках. Затекшие ноги невыносимо ныли, мучительно хотелось вытащить их из-под себя и выпрямить, ну хотя бы просто чуть пошевелить ногами, но он по-прежнему сидел совсем неподвижно. А когда к нему подошли и сказали, что он принят в «Кадокан», Ощепков попытался встать на совершенно онемевшие ноги, но так и не смог это сделать, а только повалился на бок…

Он в полном объеме познал тогда всю суровую школу дзюдо тех лет. Это было время, когда еще чувствовались отзвуки недавней русско-японской войны, и русского парня особенно охотно выбирали в качестве «противника». Еще недостаточно умелого Ощепкова беспощадно швыряли на жесткий татами более опытные борцы, а он по дзюдоистскому обычаю благодарил их за науку смиренным поклоном даже тогда, когда у него оказалось сломанным ребро. Вскоре, однако, с ним уже стало не так-то просто бороться даже искушенным дзюдоистам.

Возвратившись на родину, Ощепков стал пионером дзюдо в России и щедро делился своими познаниями с молодежью. Первый в истории отечественного спорта кружок дзюдоистов был организован им во Владивостоке еще в 1914 году. Продолжает Василий Сергеевич преподавать там дзюдо и в первые послереволюционные годы. Затем переезжает в Новосибирск и начинает работать в обществе «Динамо». Наконец в 1929 году мы видим его в столичном ЦДКА. С 1930 года опытный специалист уже преподает дзюдо в качестве одной из учебных дисциплин в Московском институте физкультуры, а через пять лет по этому виду спорта начинают проводиться первенства Москвы. Подготовленные им квалифицированные тренеры стали преподавать японскую борьбу не только в Москве, но еще в Ленинграде, на Украине.

Нужно сказать, что Ощепков был человеком широких взглядов и, практикуя дзюдо, постепенно стал отходить от незыблемых японских канонов. Прежде всего был «скорректирован» спортивный костюм: ученики Ощепкова, точно так же как и последователи Спиридонова, стали бороться, заменив японские панталоны спортивными трусиками и не босиком, а в борцовской обуви. В целях расширения технического арсенала были разрешены болевые приемы на ноги, известные, но запрещенные в дзюдо. Василий Сергеевич частично отказался от неудачной и непонятной большинству японской терминологии.

Еще более важным стала организация Ощепковым многих встреч на ковре с учениками Спиридонова и с представителями ряда национальных видов борьбы, в первую очередь грузинской чидаоба. Все это готовило благодатную почву для создания нового вида борьбы, значительно обогащало многообразным борцовским опытом последователей Ощепкова, делало более совершенными, оттачивало их тактику и технику.

И все же это еще не была борьба самбо, какой мы ее сейчас знаем. И дело не только в нынешнем несравнимом богатстве и разнообразии техники. Главным являлось то, что пока это оставалось хотя и трансформированным, но все еще дзюдо. Принцип построения нового вида борьбы именно на базе всего многообразного богатства национальных единоборств еще не стал ни главенствующим, ни общепризнанным.

Нередко молено услышать, что история самбо до сих пор еще не написана. Это совершенно справедливо. При всей ее краткости биография этого одного из самых молодых видов спорта оказалась весьма сложной и даже изрядно запутанной. Одни начинают отсчет такой биографии с начала двадцатых годов, другие с середины или даже лишь с конца тридцатых, когда новый вид борьбы уже получил официальное признание. Точно так же создание самбо связывают то с именем Спиридонова, то Ощепкова, а чаще всего Харлампиева. Стоит добавить к этому, что даже само название новой борьбы неоднократно изменялось словно специально для того, чтобы окончательно запутать вопрос.

Думаю, что в основном такие споры возникают из-за того, что спорящие стороны не определили заранее смысл, который вкладывается ими в слово «самбо» в том или ином случае.

Ведь если иметь в виду самбо как боевую систему самозащиты, то ее история восходит еще к годам гражданской войны и связана с именем Спиридонова. Но в том случае, когда мы говорим о самбо как о борьбе, построенной на широчайшей основе техники национальных видов единоборства, мы не найдем ее ни в том, что было сделано Спиридоновым, ни даже в том, что создал Ощепков. И в первом и во втором случае существовал только ее прототип. Все это было совершенно необходимым, но пока лишь фундаментом, практической базой, на которой предстояло построить этот принципиально новый, интернациональный вид борьбы.

Вот почему рассказ о последнем и решающем этапе создания борьбы самбо я начал бы с такого эпизода.

В середине тридцатых годов один из выпускников Московского института физкультуры защитил довольно-таки необычную дипломную работу. В ней приводилось множество приемов, взятых из самых различных видов борьбы: классической, дзюдо, которое дипломник изучил мод руководством В. С. Ощепкова, а также из множества национальных единоборств, практиковавшихся в нашей стране. С вполне понятным азартом студент старался охватить как можно большее количество приемов, и, быть может, именно поэтому он не всегда достаточно точно оценивал ценность некоторых из них. Был в его работе, например, эксцентричный бросок, рассчитанный только на тех, кто…специализировался на поднимании штанги одной рукой (практиковался в то время такой вид состязаний в тяжелой атлетике).

Тогда это дало обильную пищу некоторым критикам, к сожалению, не всегда доброжелательным. За отдельными и совершенно неизбежными в таком деле ошибками дипломника они не смогли рассмотреть его главной и, бесспорно, очень перспективной идеи. Той самой идеи, на основе которой впоследствии стала строиться интернациональная техника борьбы самбо.

Вы, конечно, уже поняли, что фамилия дипломника была Харлампиев. Сегодня в спортивном мире его знают как основоположника и активнейшего пропагандиста рожденного в нашей стране нового вида борьбы.

Анатолий Харлампиев был потомственным спортсменом. Дед - смоленский кулачный боец. Отец - Аркадий Георгиевич - человек, который был хорошо известен в нашем спорте на протяжении целой четверти века. Одаренная разносторонняя личность: художник по образованию, цирковой артист, профессиональный тренер и спортсмен - Харлампиев-старший явился одним из пионеров отечественного бокса. В строю его учеников стояли и дореволюционные чемпионы, и звезды советского ринга, среди которых был и прославленный Николай Королев.

Влияние отца на Анатолия было большим и, бесспорно, очень помогало во всех спортивных начинаниях. Было бы, однако, ошибкой думать, что благодаря такой семейной поддержке жизнь Анатолия складывалась легко и просто. В годы первой мировой войны отец ушел на фронт, раненым попал в плен к немцам и смог вернуться домой лишь через семь долгих лет, В невероятно трудное, голодное время двух войн и послевоенной разрухи мать осталась одна с детьми на руках. Малолетний Анатолий пытался зарабатывать на жизнь, работая в цирке, участвовал даже в опасном номере воздушных акробатов «4 чёрта» (у Толи было «соответствующее» сценическое имя - Адик). Но в конце концов он, спасаясь от голода, сам пришел в детский дом и попросил взять его туда. И вот характерная для него черта - стремление делиться своими познаниями - проявилась уже в том возрасте: Толя организовал в детском доме акробатический кружок и начал преподавать в нем.

А после возвращения отца в СССР еще совсем юный Анатолий стал работать инструктором физической культуры под его руководством. Впрочем, судя по тому, что Анатолий окончил музыкальный техникум, его жизненные планы в те годы едва ли были серьезно связаны со спортом. Однако вскоре мы видим его уже в стенах Московского института физкультуры. И еще будучи студентом и занимаясь под руководством Ощепкова, он сам начинает преподавать дзюдо в клубе Авиахима (нынешнем «Крылья Советов»), И опять-таки преподавал этот студент не то трансформированное ощепковское дзюдо, а нечто иное. Уже имевшийся у Анатолия тренерский опыт и знание многих видов спорта, среди которых было немало разновидностей национальной борьбы народов СССР, позволили ему сделать ряд нововведений. Постепенно он разрабатывал свою методику преподавания борьбы и вводил в технический арсенал новые, еще неизвестные в дзюдо приемы.

За долгие годы работы выявлялась интереснейшая закономерность. У различных народов правила борьбы существенно отличались друг от друга, а это, в свою очередь, определяло те группы приемов, которые были разработаны наиболее удачно, и, наоборот, те, которые оставались мало или даже вообще не разработанными. А это давало возможность строить новый вид борьбы, отбирая для его арсенала только наиболее удачные приемы из всех национальных единоборств, снимая с них, так сказать, одни лишь сливки. Так, например, в грузинской борьбе чидаоба, где соперники одеты в куртки-безрукавки - чохи, правилами запрещены захваты руками за ноги, но зато отлично отработаны броски с помощью ног: всяческие подбивы, подсечки, зацепы, обвивы, подножки и т. п. А вот в азербайджанской борьбе гюлеш прямо противоположная картина. Там борцы выступают в узких и коротких кожаных штанах, голыми по пояс и в прежние годы даже обильно намазывались маслом. В отличие от грузинской здесь уже не сделаешь достаточно прочного и надежного захвата, необходимого для осуществления виртуозных бросков с помощью ног. Но зато досконально разработаны броски с захватом ног руками, не употребляемые грузинами. А в результате и чидаоба и гюлеш оказались способными дать новому виду борьбы свои наилучшие приемы, при этом отлично дополняя друг друга.

И очень важным являлось то, что подобный отбор давал не просто комплекс наиболее надежных приемов, происходили еще и важные качественные сдвиги. В борцовской технике открывались Широкие возможности для принципиально новых путей использования приемов и контрприемов, для перспектив развития всей борьбы в целом.

Уже много лет спустя Харлампиев написал об этом интереснейшем процессе так:

«Подхват-бросок, взятый из грузинской борьбы, вскоре начал применяться самбистами как ответный прием против захватов ног, использующихся в других видах борьбы, но совершенно незнакомых грузинским национальным борцам. Туркменский бросок-зацеп снаружи быстро вошел в обиход как наиболее распространенная защита против «мельницы» - приема, которого в туркменской борьбе нет. И таких примеров очень много».

Разумеется, в советское дзюдо времен Ощепкова приходили спортсмены, хорошо знающие классическую, а нередко и национальные виды борьбы. Они приносили на ковер особенности техники давно знакомых им спортивных единоборств, хотя делали это стихийно и, так сказать, в индивидуально-кустарном порядке. Подметил ли такие стихийно наметившиеся изменения Харлампиев или «вычислил» новые пути развития совершенно самостоятельно, едва ли имеет это большое значение, если остается непреложным фактом, что именно он, а не кто-либо иной впервые сформулировал и провозгласил принципы построения интернациональной борьбы.

Весной 1938 года, уже после смерти Ощепкова, Комитет по делам физкультуры и спорта организовал всесоюзный сбор тренеров, на котором Харлампиев обобщил накопленный опыт национальных видов борьбы. И конечно, было не случайно, что именно он разработал и предложил всесоюзному сбору исходные данные. Затем состоялась и конференция, на которой были утверждены систематика, терминология и правила нового вида спортивного единоборства, получившего название «борьба вольного стиля» (вольная борьба по международным правилам у нас в стране тогда еще не практиковалась).

18 ноября 1938 года явилось ее официальным «днем рождения». Вольная борьба стала самым молодым, но полноправным членом в семье культивировавшихся в стране видов спорта. Комитет по делам физкультуры и спорта специально издал приказ, в котором отмечалось: «Борьба вольного стиля сложилась из наиболее ценных элементов национальных видов борьбы нашего необъятного Союза - грузинской, таджикской, казахской, узбекской, киргизской и некоторых лучших приемов из других видов борьбы - и представляет собой чрезвычайно ценный по своему многообразию техники и оборонному значению вид спорта».

На практике это означало, что уже работавшие в стране секции дзюдо получили теперь новую ориентацию и принципиально новое направление развития. Именно их контингент опытных тренеров и спортсменов начал практическую работу, культивируя борьбу вольного стиля, которая, если говорить откровенно, частенько еще ничем не отличалась от ощепковского дзюдо.

Новорожденный спорт, однако, развивался хорошими темпами. В том же году была проведена международная встреча с участием атлетов пяти городов, где культивировалась эта борьба: Москвы, Ленинграда, Харькова, Баку и Саратова. А уже в следующем, 1939 году в городе Ленина состоялось торжественное открытие первого чемпионата СССР по новому виду борьбы, собравшее 56 участников. На еще более широкой основе и еще более интересно прошло второе первенство. Провести третий чемпионат помешала война: шел сорок первый год, и большинство тех, кто мог бы участвовать в таких состязаниях, уже сменили борцовские куртки на красноармейские гимнастерки. Специалисты по самозащите без оружия теперь уже с оружием в руках встали на защиту Родины…

Казалось бы, в этом раннем периоде истории, равно как и предыстории новой борьбы, все достаточно ясно. Откуда же тогда существующие расхождения мнений и всяческие разнотолки относительно ее происхождения? А дело здесь вот в чем. Прежде всего новый вид борьбы трювды менял «фамилию», да не просто так, а словно со специальным умыслом - сбить с толку любого исследователя его биографии. Борьба вольного стиля превратилась сначала в вольную борьбу. Однако с 1945 года у нас в стране начали культивировать вольную борьбу по международным правилам, и в рамках советского спорта оказалось два различных единоборства, имеющих в то же время одинаковые названия.

Сейчас для нас слова «борьба самбо» (то есть самозащита без оружия) стали настолько привычными, что мы уже не замечаем заключающегося в них противоречия. А ведь если разобраться, станет ясно, что борьба - это спорт, исключающий опасные для здоровья и жизни приемы, а самозащита - система именно таких приемов, предназначенных для самой суровой боевой схватки. И действительно, эти спортивные термины существовали первоначально совершенно обособленно друг от друга, и их никто не мог спутать. Вольная борьба - спорт, а самбо - прикладная боевая система. Но вот в середине сороковых годов, когда у молодого советского вида борьбы «отобрали» название в пользу почтенного между народно го собрата, начались довольно-таки непростые поиски нового имени. В конце концов решили остановиться на самбо, учитывая прикладную направленность новой борьбы и даже ее определенную технико-тактическую близость системе самозащиты. Так возник сплав этих разноречивых слов «борьба самбо», противостояние которых мы уже просто не замечаем. Точно так же, как и в появившемся в те годы странном словосочетании «боевое самбо» (как будто eaмозащита может быть какой-то иной, кроме как боевая!).

Такая смена названия, разумеется, затушевывала истоки борьбы самбо, но главной причиной противоречивых разночтений в ее биографии стало не это.

В первые же послевоенные годы, когда о самбо знали еще очень немногие, писатель и журналист Рахтанов написал очерк «История самбо». Этот самый первый и неоднократно перепечатывавшийся очерк о самбо получился очень увлекательным, возбудил большой интерес и, несомненно, способствовал росту его популярности.

Спортивная журналистика очень часто стоит у истоков историографии спорта. От статей, очерков, репортажей, затерявшихся на страницах успевших уже пожелтеть газет и журналов, нередко тянется к нам ниточка спортивной летописи, воскрешающей дела давно минувших дней, сведения о которых больше нигде не сохранились. Но бывает, к сожалению, и резко противоположная картина, когда публикация вносит ошибки и путаницу, могущую затянуться на много лет.

В своем нашумевшем очерке Рахтанов писал о Хар-лампиеве. П о-жу р нал истс к и сенсационно «укрупнив» фигуру своего героя, автор, конечно, не понимал, какую скверную услугу ему оказывает. Получалось так, что Харлампиев совершенно самостоятельно, без каких-ли-бо предшественников и единомышленников сначала теоретически «спроектировал», а затем на совершенно пустом месте создал самбо. В очерке, которому было дано ко многому обязывающее название, Рахтанов даже не упомянул ни Спиридонова, ни Ощепкова, ни других специалистов, немало делавших для становления «борьбы вольного стиля». А ведь, например, самые первые пособия по новому виду спорта принадлежали перу H. М. Галковского и Р. А. Школьникова, первым председателем всесоюзной секции этой борьбы являлся Д. М. Рубанчик, много и творчески работал ленинградский тренер И. В. Васильев… Да разве можно перечислить всех, кто приложил руку к возведению обширного и величественного здания борьбы самбо! Конечно, нельзя, как нельзя и вычеркнуть их имена из истории этого увлекательного спорта.

Я был знаком с Харлампиевым и могу утверждать, что в действительности Анатолий Аркадьевич являлся человеком значительно более сложным и интересным, чем это представлялось любителям очеркистских сенсаций. Прежде всего это была личность широкого творческого диапазона и нестандартного мышления. Он умел подметить проблему там, где для многих все казалось бесспорным и давно решенным.

Систему тренировок самбиста Харлампиев считал универсальным способом физического развития, так как она захватывает все группы мышц человеческого тела.

Самбо стало делом всей его жизни, и, если речь шла о самбо, Анатолий Аркадьевич был прямо-таки фанатиком в самом высоком смысле этого слова. Любые нападки и даже сомнения по поводу самбо всегда и однозначно воспринимались им как глубочайшая личная обида. Каждый выступавший против его любимого детища расценивался как личность скверная, даже вредоносная, и он обрушивался на такового, отбрасывая все дипломатические условности.

Когда в 60-х годах я познакомился с Анатолием Аркадьевичем, некоторые спортивные специалисты и журналисты высказывали мнение о том, что следует культивировать лишь дзюдо, входящее в олимпийскую программу, а от самбо, якобы дублирующего эту японскую борьбу, целесообразно вообще отказаться. И вот, прежде чем подать мне руку, он настороженно спросил: «А вы не из той шайки, которая хочет закрыть самбо?» При этом он даже не давал себе труда подумать, что такой вопрос, особенно при первом знакомстве, звучит не очень-то корректно. Главным для него было громить «шайку»…

Бывал он, конечно, резким, быть может, даже не всегда справедливым, но разве сможет кто-нибудь отрицать, что самбо в нашем спортивном обиходе удалось сохранить в основном именно благодаря его до самозабвения яростным контратакам.

Каким это сегодня ни кажется нам странным, но в прошлом существовали такие спортивные деятели, которые всерьез обсуждали вопрос о якобы ненужности борьбы самбо и целесообразности его упразднения. И выступать в его защиту за короткие в общем годы существования самбо приходилось Харлампиеву неоднократно.

Энергия Харлампиева была необычайной, и едва ли кто-нибудь другой сделал для самбо столько же, сколько успел сделать он. За несколько десятилетий, отданных им новому виду борьбы, было написано почти полсотни трудов. Его капитальная работа «Борьба самбо» издавалась шесть раз и все-таки являлась библиографической редкостью из-за того интереса, который постоянно вызывала у спортсменов. Была она переведена и на ряд иностранных языков, и достаточно многозначительной оценкой ее стало то, что один из самых первых переводов появился на свет в цитадели дзюдо - Японии. Плодотворная тренерская деятельность позволила Харлампиеву воспитать не только блистательную, но и весьма многочисленную плеяду сильнейших самбистов, начиная еще с довоенных чемпионов «первого призыва».

У него появились уже спортивные «внуки» - ученики его учеников и даже правнуки, а он, как прежде, приходил в спортзал Московского энергетического института, где работал до последних дней своей жизни, и нередко сам надевал самбистскую куртку для того, чтобы показать своим воспитанникам технические тонкости какого-нибудь особенно сложного броска или неотразимого болевого приема.

ББК 75.715 Л 84

Лукашев М.Н.

СОТВОРЕНИЕ САМБО: родиться в царской тюрьме и умереть в сталинской... / Лукашев М.Н. - М.: ООО «Будо-спорт», 2003. - 104 с. Под редакцией A.M. Горбылёва

ISBN 5-901826-02-7

В этой книге почетного члена исполкома Всероссийской федерации самбо, кавалера Серебряного ор­дена Международной любительской федерации самбо М.Н. Лукашева речь идет о жизни и деятельнос­ти основоположника отечественного дзюдо и самбо, выпускника Кодокана и советского разведчика B.C. Ощепкова, трагически погибшего в застенках НКВД в 1937 г. В деталях прослеживается эволюция его системы от классического дзюдо к прообразу современного спортивного и боевого самбо, показан сложный процесс адаптации дзюдо к условиям Советского Союза. Здесь же впервые в отечественной литературе дан подробный анализ истоков и развития мифа о разработке самбо на основе националь­ных видов борьбы СССР.

Огромное количество документов, архивных материалов, в том числе из архивов КГБ и ГРУ, публи­каций отечественной и зарубежной прессы, личное знакомство М.Н. Лукашева со свидетелями событий и авторами ряда систем, взвешенность оценок и высокий профессионализм делают книгу уникальным изданием, призванным стать настольной книгой для каждого российского дзюдоиста, самбиста, джиу-джитсера, рукопашника.

© М.Н. Лукашев, 2003

© Дизайн. А.Л. Иванов, 2003

© ООО «Будо-спорт», 2003 ISBN 5-901826-02-7

От редактора

В руках читателя - очередная книга из серии «РУКОПАШНЫЙ БОЙ В РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XX ВЕКА». Она продолжает тему предыдущей книги «Сотворение самбо: система САМ превращается в самбо» и посвящена жизни Василия Сергеевича Ощепкова (1892-1937), патриота, разведчика, выдающегося отечественного специалиста в области самозащиты, основателя советского дзюдо, бесспорно оставившего самый яркий след в истории российского рукопашного боя первой половины прошлого века.

Из нашего сегодня, отстоящего на много десятилетий от 1910-х - 1930-х гг., когда раз­ворачивалась деятельность этого замечательного человека, чья жизнь трагически оборвалась в сталинских застенках, очень непросто было оценить его вклад в развитие отечественно­го рукопашного боя. А между тем здесь важна каждая деталь. Ведь речь идет ни много, ни мало, а об авторстве самой знаменитой и признанной отечественной системы самоо­бороны и спортивной борьбы самбо - важнейшего вклада России в мировую сокровищ­ницу боевых и спортивных единоборств.

До сих пор наши специалисты самбо и дзюдо ведут яростные споры друг с другом на эту тему. Одни абсолютно уверены, что автором самбо следует считать А.А. Харлампи-ева, который, по их мнению, осуществил синтез различных национальных и интернацио­нальных видов борьбы и самозащиты и разработал качественно новую систему. Другие -и в их числе Михаил Николаевич Лукашев, автор этой книги, - твердо убеждены, что при­оритет в разработке самбо следует отдать B.C. Ощепкову, учителю А.А. Харлампиева, ко­торый провел большую работу, творчески развивая наследие наставника.

Работая с Михаилом Николаевичем, я убедился в том, что это настоящий исследова­тель, стремящийся к объективному анализу и оценке доступных ему источников. И мне кажется, что эта книга, выходящая в свет в знаменательный год 110-летия B.C. Ощепко­ва, является достойной данью светлой памяти этого выдающегося российского мастера и гражданина. Надеюсь, что работа М.Н. Лукашева будет способствовать росту популярности в нашей стране таких мужественных видов спорта как дзюдо и самбо.

В тоже время я не думаю, что предлагаемый читателю труд М.Н. Лукашева поставит конечную точку в споре наших самбистов или закроет тему изучения наследия B.C. Ощеп­кова. Он, несомненно, вызовет возражения, аргументированное изложение которых изда­тельство «Будо-спорт» с удовольствием опубликует в виде отдельного тома.

A.M. Горбылёв

Глава 1

«Двери все заглушены... >

Такое нередко бывало на фронте... Ночью в развалинах разбитого войной города не­сколько наших саперов внезапно лицом к лицу столкнулись с немцами. Случилось это так неожиданно и для тех, и для других, что никто не успел ни передернуть затвор авто­мата, ни сорвать с плеча ремень висевшей за спиной винтовки. Да и поздно было уже стрелять: в одну секунду все перемешались. В кромешной темноте вспыхнула беспо­щадная рукопашная схватка. Люди хватали друг друга за горло, валили наземь, наступа­ли сапогами на упавших, колотили по голо­вам попавшим под руку обломком кирпи­ча. Слышались только хриплое дыхание де­рущихся, глухие звуки ударов и яростная ругань на двух языках. В судорожно бестол­ковой суматохе смертельной борьбы пона­чалу трудно было понять, кто же одержива­ет верх, но гитлеровцев было больше, и они явно стали одолевать. И едва ли кто-нибудь из наших саперов, людей уже не молодых, вышел бы живым из этих развалин, если бы на помощь не подоспел сопровождавший их на «передок» сержант из разведвзвода.

Схватившего его, казалось, мертвой хват­кой сзади за шею немца он так швырнул через себя, что тот грохнулся всей спиной

на острые кирпичные зубцы разрушенной стены, да так и остался лежать. Еще двоих уложил рядом с ним точными ударами но­ги, обутой в тяжелый кованный солдатский сапог. Тому, который пытался ткнуть его в живот ножом, разведчик вывихнул руку, поймав ее на безотказный болевой прием. И сейчас же что было силы рубанул ребром ладони сзади по шее дюжего немца, под­мявшего под себя и почти уже придушив­шего низкорослого саперного лейтенанта... А когда все уже было кончено, сорокалет­ний лейтенант, все еще сидя на земле, с тру­дом поворачивая голову из стороны в сто­рону и потирая ладонью шею, хрипловато произнес:

Ну, ты силен, мужик... Если б не ты,
всем нам здесь капут. И кто тебя только так
ловко драться научил?

С трудом переводя дыхание, разведчик не сразу и с непонятной печалью ответил:

• 
  Был один такой хороший человек - Ва­
  силий Сергеевич Ощепков...
• 
  А почему - был? На фронте погиб что
  ли?
• 
  Да нет... Похуже...
• 
  Ты скажешь тоже. Чего же хуже-то мо­
  жет быть?..

В ночь на второе октября жильцов дома номер шесть по Дегтярному переулку раз­будил звук мотора въехавшего во двор ав­томобиля. Прежде никто на это не обратил бы никакого внимания, разве что какой-ни­будь старичок, мучимый бессонницей. Но сейчас шла осень тридцать седьмого года, и к подобным угрожающе знакомым ноч­ным звукам прислушивались особенно на­стороженно и с таким страхом, что сердце начинало бешено колотиться где-то под са­мым горлом. Те, кто осмелились осторож­но, из-за занавески, взглянуть в окно, уви­дели въехавший во двор автофургон с крупной желтой надписью «Хлеб» на боко­вых стенках. Впрочем, такая наивная и примелькавшаяся маскировка уже никого не могла обмануть...

Шум автомобильного мотора умолк у са­мого подъезда, а затем уже в подъезде по­слышался громкий топот нескольких пар сапог. И по всей лестничной клетке у своих

дверей тревожно прислушивались полуоде-

тые, насмерть перепуганные люди: «К нам?.. Или не к нам?» Сапоги протопали до двад­цать первой квартиры на первом этаже, и каким это сейчас ни покажется нам непри­ятным, отталкивающим, но все остальные напряженно прислушивавшиеся жильцы об­легченно вздохнули: «Слава богу! Это не к нам...» Так уж воспитывала, уродуя людей, беспощадная сталинская мясорубка...

А у двери квартиры двадцать один раздал­ся оглушительно громкий в ночной тиши­не, долгий и требовательный звонок. И те­перь уже только в этой коммунальной квар­тире стучало у людей в висках: «За кем же на этот раз?.. Неужели за мной?..»

Откройте! НКВД!

И тотчас в передней оказались четверо мужчин в штатских темных демисезонных пальто, из под которых виднелись армей­ские хромовые сапоги.

Ощепков Василий Сергеевич?

И в Комитете по делам физкультуры и спорта, и в Центральном институте физ­культуры, где он работал, уже шли поваль­ные аресты. Люди исчезали один за другим, и все слишком хорошо знали, что это зна­чит. Знакомая сердечная боль остро отда­лась вдруг под правой лопаткой...

Анечка, дай мне нитроглицерин... Что-то
сердце чувствуется...

Жена трясущимися руками заторопилась

достать лекарство и заранее приготовленные кусочки сахара, на которые его нужно бы­ло накапать. Но один из пришедших мол­ча взял у нее из рук пузырек и опустил се­бе в карман.

• 
  Что вы делаете?! Это же сердечное лекар­
  ство... Он умереть может без него...
• 
  Пора бы знать, гражданочка, что нитро­
  глицерин в жидком виде - это взрывчатое
  вещество.

Когда в годы горбачевской гласности ста­ли все чаще появляться немыслимые преж­де публикации о безвинно репрессирован­ных людях, их массовых захоронениях, я присоединился к тем, кто начал осаждать КГБ ходатайствами об ознакомлении с дела­ми безвинно казненных и затем полностью реабилитированных лиц.

Как спортивный журналист, я стремился узнать о судьбе весьма известных когда-то в спортивном мире людей, в первую очередь, о Василии Сергеевиче Ощепкове, бесследно исчезнувшем вдруг в 1937-ом.

«Враг народа» был предан принудительно­му забвению. О нем боялись даже говорить, в страхе сжигали книги и связанные с ним бумаги, густо замазывали его лицо на груп­повых фотографиях. В течение десятилетий само имя этого замечательного человека бы­ло под запретом. Казалось, Ощепков раз и навсегда вычеркнут из истории советского спорта. В самбо вырастали новые поколе­ния спортсменов, никогда даже не слышав­ших этого славного имени. Нужно было пе­реломить эту свинцовую сталинскую под­лость испачканного кровью неблагодарного беспамятства. Восстановить не только доб­рое имя, но и украденный творческий при­оритет этого честного, безвинно замученно­го человека, который так много сделал для нашей страны. И мне, его младшему совре­меннику, очень хотелось рассказать о нем сегодняшнему читателю. О нем, о его вре­мени, которое нынешним поколениям ри­суется уже весьма и весьма туманно, если не сказать извращенно...

Ответа на письменные заявления прихо­дилось ожидать месяцами. Затем предлагали прийти в приемную КГБ - Кузнецкий мост, 22. Там два здоровяка в штатском требова­ли для чего-то заполнить анкету с предъяв­лением паспорта. А затем очень доходчиво разъясняли, что знакомиться с делами нет

никакого смысла: в них всего две-три стра­нички, и ровным счетом ничего существен­ного нет. Согласиться с этим я, конечно, не мог, отлично понимая, что меня нагло об­манывают, и упорно продолжал свой «эпи­столярный роман» с КГБ. А шел-то уже де­кабрь 1990 года, и хотя еще никто об этом не догадывался, но могущественный Коми­тет уже дышал на ладан...

И вот, вскоре после моего очередного, последнего ходатайства на имя самого пред­седателя КГБ небезызвестного Крючкова, у меня раздался телефонный звонок. Очень вежливый мужской голос спросил, когда мне будет удобно ознакомиться с интересу­ющими меня «уголовными» делами.

Когда? Да, конечно же, прямо завтра!

Разве мог я хотя бы на день отложить эту открывшуюся вдруг прямо-таки фантастиче­скую возможность узнать, наконец, то, что целых полвека хранилось за семью замками в архивах НКВД под сакраментальным гри­фом «Секретно»? Не дай бог, политическая погода снова изменится, и приоткрывший­ся было вдруг таинственный «сезам» вновь захлопнется и тогда уже навсегда...

И вот, на следующее утро я спускаюсь по широким ступеням подземного перехода, прохожу по его тоннелю, пересекая под землей начало Мясницкой, и, поднявшись наверх, оказываюсь возле дома, в который иду. Этот большой бежевый дом с часами хорошо знает каждый по разместившемуся в нем учреждению и еще - по старому и возвращенному названию площади, на ко­торой он стоит - Лубянка.

Обширный светлый парадный фасад, объединивший в единое целое два прежних перестроенных здания, возник сравнительно недавно. И я хорошо помню его совсем другим. Дом памятен мне еще с ранних детских лет и отнюдь не из-за своей страш­ной репутации, а всего лишь потому, что

возле него всегда расхаживали часовые в ос­троверхих шлемах и с настоящими, с при-мкнутым штыком, винтовками в руках. (Сейчас я только недоумеваю, от кого вы­ставлялись эти устрашающие наружные ка­раулы?) Темно-зеленый фасад старой «Лу­бянки» в затейливом стиле модерн начала века запомнился мне, как ни странно, тоже из-за красноармейцев, но уже не живых, а скульптурных. Нарядный портал централь­ного входа увенчивался фигурным двух­скатным карнизом, а на каждом из его ска­тов полулежали симметричные гипсовые красноармейцы в натуральную величину. Тоже в буденовках и с винтовками в руках, но почему-то выкрашенные в беспросветно черный цвет. Поначалу там, конечно, возле­жали какие-нибудь недопустимо безыдей­ные аллегорические фигуры, но затем, учи­тывая целеустремленно-революционный ха­рактер занявшего здание учреждения, эту легкомысленную устаревшую аллегорию сместил такой вот бдительный черно-гипсо­вый караул...

Однако эти безмятежные детские впечат­ления беспощадно прерывают совсем дру­гие - угрожающие. Лет пятьдесят назад мне пришлось побывать внутри этого здания и отнюдь не по своей воле. Тогда из оконно­го проема лестничной клетки был виден ок­руженный стенами небольшой внутренний двор с выходившим в него множеством за­решеченных тюремных окон. Каждое окно с большим «спецкозырьком», идущим не сверху вниз, а вверх от подоконника, поз­волявшим заключенным видеть лишь небо «в крупную клетку». А в длиннейшем кори­доре по обе стороны выступали пристроен­ные к дверям небольшие коробки тамбу­ров. И двери, и тамбуры оббиты черной кожей с полностью поглощавшей любые звуки толстой прокладкой.

Двери все заглушены

Способом особым,

Выступают из стены

Вертикальным гробом.

Когда через несколько лет я прочитал эти строки Твардовского, то сразу понял, что эти черные «гробы» ему тоже довелось по­видать собственными глазами...

Я миную огромный облицованный поли­рованным гранитом портал центрального входа, увенчанный большим гербом СССР («подъезд номер один», по здешней терми-

нологии), и направляюсь к несколько более скромному подъезду «один А». В былые вре­мена именно он служил центральным и был украшен черными гипсовыми стражами. Поднявшись на несколько гранитных ступе­ней, тяну на себя за массивную бронзовую ручку туго подающуюся створку больших дверей. Миную короткое, шага в три, меж­дверное пространство и открываю вторые такие же высокие остекленные двери.

Вы к кому? Предъявите документы, - го­ворит один из двух, стоящих по обе сторо­ны дверей «привратников» - прапорщиков в фуражках с голубым околышем. А тот, к кому я иду, уже ожидает меня на верху бе­ломраморной лестницы, широким маршем поднимающейся к дверям лифта и расходя­щейся там на два более узких, обходящих лифт с обеих сторон марша.

Вместе с моим «Вергилием» поднимаем­ся на второй этаж и идем по коридорам с нумерованными дверями по обе стороны. Стены отделаны коричневатым пластиком. Не сохранилось ничего похожего на то, что мне когда-то довелось видеть. Кроме пра­порщиков у входа, ни одного человека в форме. Довольно заурядная обстановка со­вершенно обычного, хотя и солидного, со­ветского учреждения. Разве, кроме того, что коридоры пустынны, и никто не покурива­ет по углам, разводя бесконечный треп.

Но вот, наконец, на письменный стол пе­редо мной ложится тощая, сильно потре­панная папка грязно-желтоватого тонкого картона. Внешне, казалось бы, самая обыч­ная затрапезная канцелярская папка - одна из тех, какие сотнями тысяч хранились в наших учреждениях, организациях, архивах и содержали в себе нудную служебную пе­реписку, бесчисленные приказы, бухгалтер­ские ведомости и прочую бумажную «тре­буху». Но в этой измызганной папке сов­сем другие бумаги, это документы чудо­вищно трагической силы. В ней упакована страшная судьба замечательного и ни в чем не виновного человека. Первую и послед­нюю страницу разделяет время всего лишь в десять дней, но в этой декаде безжалост­но спрессована целая человеческая жизнь...

Под угрожающим грифом «Секретно» надпись: «СССР. НКВД. Управление по Московской области. Дело № 2641 по об­винению Ощепкова B.C. по ст. 58 п. 6 УК РСФСР. Том № 1»...

Чтобы сузить результаты поисковой выдачи, можно уточнить запрос, указав поля, по которым производить поиск. Список полей представлен выше. Например:

Можно искать по нескольким полям одновременно:

Логически операторы

По умолчанию используется оператор AND .
Оператор AND означает, что документ должен соответствовать всем элементам в группе:

исследование разработка

Оператор OR означает, что документ должен соответствовать одному из значений в группе:

исследование OR разработка

Оператор NOT исключает документы, содержащие данный элемент:

исследование NOT разработка

Тип поиска

При написании запроса можно указывать способ, по которому фраза будет искаться. Поддерживается четыре метода: поиск с учетом морфологии, без морфологии, поиск префикса, поиск фразы.
По-умолчанию, поиск производится с учетом морфологии.
Для поиска без морфологии, перед словами в фразе достаточно поставить знак "доллар":

$ исследование $ развития

Для поиска префикса нужно поставить звездочку после запроса:

исследование*

Для поиска фразы нужно заключить запрос в двойные кавычки:

" исследование и разработка"

Поиск по синонимам

Для включения в результаты поиска синонимов слова нужно поставить решётку "# " перед словом или перед выражением в скобках.
В применении к одному слову для него будет найдено до трёх синонимов.
В применении к выражению в скобках к каждому слову будет добавлен синоним, если он был найден.
Не сочетается с поиском без морфологии, поиском по префиксу или поиском по фразе.

# исследование

Группировка

Для того, чтобы сгруппировать поисковые фразы нужно использовать скобки. Это позволяет управлять булевой логикой запроса.
Например, нужно составить запрос: найти документы у которых автор Иванов или Петров, и заглавие содержит слова исследование или разработка:

Приблизительный поиск слова

Для приблизительного поиска нужно поставить тильду "~ " в конце слова из фразы. Например:

бром~

При поиске будут найдены такие слова, как "бром", "ром", "пром" и т.д.
Можно дополнительно указать максимальное количество возможных правок: 0, 1 или 2. Например:

бром~1

По умолчанию допускается 2 правки.

Критерий близости

Для поиска по критерию близости, нужно поставить тильду "~ " в конце фразы. Например, для того, чтобы найти документы со словами исследование и разработка в пределах 2 слов, используйте следующий запрос:

" исследование разработка"~2

Релевантность выражений

Для изменения релевантности отдельных выражений в поиске используйте знак "^ " в конце выражения, после чего укажите уровень релевантности этого выражения по отношению к остальным.
Чем выше уровень, тем более релевантно данное выражение.
Например, в данном выражении слово "исследование" в четыре раза релевантнее слова "разработка":

исследование^4 разработка

По умолчанию, уровень равен 1. Допустимые значения - положительное вещественное число.

Поиск в интервале

Для указания интервала, в котором должно находиться значение какого-то поля, следует указать в скобках граничные значения, разделенные оператором TO .
Будет произведена лексикографическая сортировка.

Такой запрос вернёт результаты с автором, начиная от Иванова и заканчивая Петровым, но Иванов и Петров не будут включены в результат.
Для того, чтобы включить значение в интервал, используйте квадратные скобки. Для исключения значения используйте фигурные скобки.

От редактора сайта. Очерк Михаила Николаевича Лукашева «Система велоэквилибриста» имеет весьма отдаленное отношение к фокусам, однако в нем раскрываются малоизвестные страницы трагической биографии одного из первых советских популяризаторов иллюзионного жанра . Кроме того, лично для меня этот очерк стал руководством по ведению поиска и информированию читателя о его итогах. В этом отношении просто образцовая работа!

Сперва я хотел было пропустить отрывки с анализом достоинств и недостатков книги Н.Н. Ознобишина «Искусство рукопашного боя», но потом решил разместить очерк целиком, без купюр. Конечно, тематика нашего сайта далека от боевых искуссств, но ведь они составляли существенную часть многогранной и непростой жизни Н.Н. Ознобишина. К тому же именно благодаря заметному вкладу Нила Николаевича в этой области, М.Н. Лукашев занялся кропотливыми историческими исследованиями, открывшими перед нами лишенный романтического ореола, но зато более естественный и человечный образ Н.Н. Ознобишина.

В очерке М.Н. Лукашева, опубликованном в сборнике «Самозащита для революции » (вторая книга серии «Рукопашный бой в России в первой половине XX века. Системы и авторы»), имеется много иллюстраций. Среди них наибольший интерес для нас представляют фоторепродукции страниц ознобишинской книги «Искусство рукопашного боя». На некоторых снимках изображен сам Нил Николаевич во время демонстрации описанных в книге приемов. К сожалению, имеющаяся в сети электронная копия издания имеет очень слабое разрешение, как только в моих руках окажется бумажный экземпляр, размещу на сайте более качественную версию.

Глава 6 из второй книги серии «Рукопашный бой в России в первой половине XX века. Системы и авторы»). М.: Будо-Спорт, 2003, стр. 54-71.

Система велоэквилибриста

Капитан милиции из Нижневартовска Сергей Дресвянин написал в своем ведомственном журнале: «В последнее время вышли в свет различные пособия и наставления по боевому самбо, в каждом из которых уважительно упоминаются В.С. Ощепков, В.А. Спиридонов, А.А. Харлампиев. Но в этом ряду нет еще одного имени — Н.Н. Ознобишина. Имена Ощепкова и Спиридонова мы узнали, благодаря усилиям ветерана Михаила Лукашева, буквально в последние годы, но почему-то об Ознобишине он говорит скороговоркой. Мне же кажется, что разговор о системе рукопашного боя Н.Н. Ознобишина будет полезен современному милиционеру» (Дресвянин С. Забытое имя, или десять заповедей по физической подготовке милиции. // «Милиция». Декабрь, 1992 г.).

Я полностью согласен с капитаном, безоговорочно принимаю его справедливый упрек в мой адрес и хочу отдать этот давний должок своим читателям. Тем более что за последние годы писать об Ознобишине принялась молодежь, самозабвенно увлекающаяся восточными единоборствами и о своих, отечественных системах имеющая самое туманное, если даже не извращенное, представление.

Должен признаться, что из всей длинной череды незаслуженно забытых русских мастеров самозащиты, благодарную память о которых мне довелось восстанавливать, никто не доставил мне столько хлопот и затруднений, сколько Ознобишин. Поистине, это была какая-то невероятно загадочная, таинственная фигура! Одной лишь его книги о рукопашном бое, которой я располагал, было, конечно, недостаточно. Необходимо было отыскать хотя бы основные факты его биографии, которая всегда неразрывно связана с деятельностью человека и во многом объясняет ее. Но вот с биографией-то и возникали непреодолимые трудности.

В дореволюционных спортивных журналах изредка встречалась его фамилия, но никто из ветеранов не знал о нем почти ничего. Разузнать удавалось лишь какую-то мелочевку, да и она нередко оказывалась противоречивой и даже недостоверной. Давний корреспондент «Советского спорта» Борис Львов, который, как и Ознобишин, являлся членом дореволюционного Московского клуба лыжников, смог сообщить только то, что в фамилии его былого коллеги якобы следует делать ударение не на третьем, а на втором слоге и что отец его — купец второй гильдии — держал в Москве магазин.

Мой тренер по боксу Андрей Илюшин, чемпион-легковес 1922 г., рассказал, как в те безденежные годы Ознобишин подрядил его и будущего чемпиона СССР Владимира Езерова выступить в цирке шапито в подмосковном Всехсвятском. Матчи были «шике», что на цирковом жаргоне означало «липовые», а чтобы правдоподобнее имитировать кровавые повреждения бескомпромиссной битвы на ринге, они брали в рот клюкву, которую раздавливали зубами в нужный момент. Еще Андрей Гаврилович припомнил, что Ознобишин приглашал его «вместе с Костей Градополовым сниматься для иллюстраций его книги».

А в присланной в Москву рукописи воспоминаний ветерана российского футбола Михаила Ромма «Я болею за „Спартак“» я прочитал, что в тридцатые годы в редакцию газеты «Красный спорт», бывало, «заходил худой, как скелет, Ощепков, инициатор джиу-джитсу в Москве (самбо тогда еще не знали)». Было понятно, что за давностью лет Ромм слегка напутал: имел в виду он, конечно, не атлетически сложенного тяжеловеса Ощепкова, а именно Ознобишина, который, действительно, отличался патологической худобой. Немедленно написал в Кзыл-Орду, где Ромм так и остался, отбыв срок своей ссылки. Однако нового ничего не узнал. Михаил Давидович горячо поблагодарил меня, но исправления так и не внес: то ли рукопись уже находилась в печати, то ли он больше доверял собственной памяти. Книга так и вышла с этой курьезной ошибкой.

Пытался я продвигаться и по другому пути: стал отыскивать Ознобишиных, живших в прошлом веке, чтобы от предков подойти к моему герою. Появились в моих записях малоизвестный поэт Дмитрий Ознобишин , современник Пушкина и Лермонтова; И.И. Ознобишин, участвовавший в любительском благотворительном спектакле «Ревизор» в 1860 году вместе с такими знаменитостями, как Достоевский, Тургенев, Майков, Курочкин, Григорович... Был в Москве и Ознобишин переулок по имени одного из домовладельцев. Еще какой-то Ознобишин, похороненный на русском кладбище в Ницце... Дмитрий Васильевич Ознобишин — потомок одного из декабристов... Результатов же по-прежнему никаких не было. Наконец, ветеран русского спорта и спортивной журналистики, мой добрый старший товарищ Борис Михайлович Чесноков разыскал для меня адрес, по которому Нил Ознобишин жил в конце двадцатых годов. Надежды, конечно, очень мало, но вдруг там все еще живут какие-то родственники, а у них — какие-нибудь старые документы, фотографии, записи, неизвестные книги (ведь именно так в свое время мне удалось выйти на драгоценные спиридоновские материалы). И вот он — бывший Машков переулок, успевший уже к этому времени превратиться в улицу Чаплыгина, старенький флигель во дворе, коммунальная квартира на втором этаже. Прямо на пороге узнаю, что никто из жильцов об Ознобишине и слыхом не слыхивал. Но это все сравнительно молодые люди, и я хватаюсь за соломинку своего последнего шанса:

— А нельзя ли найти кого-нибудь из старых жильцов?

— Можно. Есть одна старушка. Вот ее телефон.

Но то, что мне довелось услышать в телефонной трубке, буквально, подкосило меня:

— Ознобишин написал книгу?! Вот уж никогда не подумала, что такой человек может что-то написать... Здесь жила семья купца Бетипаж. Его дочь — энцефаличка, какая-то сумасшедшая, неопрятная. Она — жена Ознобишина, только они не расписаны. Он потом куда-то исчез, а ее братьев арестовали в тридцать седьмом году...

Мне оставалось только гадать, что здесь было от высоко-идеологической классовой ненависти и что — от неистребимого синдрома коммунальной «вороньей слободки». А вот о судьбе Ознобишина гадать уже не приходилось. И, действительно, все мои безответные вопросы смогла прояснить только вездесущая Лубянка. Увы, но в своих бесконечных поисках к помощи этого всемогущего учреждения мне приходилось обращаться значительно чаще, чем хотелось бы: В.С. Ощепков, И.Л. Солонсвич, Н.Н. Ознобишин. Правда, проникнуть в сверхсекретный архив удалось лишь после трехлетних домогательств и только в девяностом году, когда КГБ уже дышал на ладан.

Одной из первых страниц ознобишинского «уголовного дела» была заполненная с его собственных слов анкета. Конечно, что-то в ней могло быть сокрыто или сознательно искажено в своих интересах, что-то уже забыто заполнявшим ее, но это единственный, так сказать, автобиографический документ и поэтому очень ценный. Сразу же отпал московский купец, «претендовавший» на роль отца. Нил Николаевич Ознобишин родился в 1892 году в семье потомственного дворянина, который служил управляющим государственным конным заводом (выходит, я не ошибался, когда отыскивал родовитых предков в XIX веке!). Верховая езда, похоже, была потомственной страстью Ознобишиных. Брат Николай, несмотря даже на некоторые физические недостатки, сумел окончить специальную школу в Миргороде, стал профессиональным наездником и, обзаведясь собственными лошадьми, выступал на ипподромах («эпадромах» — записал в протоколе следователь). Нил тоже отлично ездил верхом, и, когда за год до начала Первой мировой войны его призвали рядовым в 18-й Гусарско-Невский полк, он был сразу же назначен наездником запасного эскадрона.

Я разыскивал Ознобишина в спортивных кругах, но он принадлежал цирковым. Доктор искусствоведения, профессор и заслуженный деятель искусств Юрий Арсеньевич Дмитриев, большой знаток цирка, вспоминал Нила Николаевича с откровенным восхищением: «Удивительный был человек! Разносторонне образованный, знал несколько иностранных языков...» Между тем, Нил имел всего-навсего среднее образование, да и то полученное экстерном. Свой же богатейший запас эрудиции приобрел за счет упорной самостоятельной работы. Пятнадцати лет от роду стал артистом группы велофигуристов «Бостонс» (Дмитриев, со слов самого Нила, впрочем, считает, что тот родился не в 1892-м, а в 90-м году, и, следовательно, ему было уже семнадцать, а не пятнадцать лет. Но я исхожу из данных анкеты). С 1907 по 1912 год юный циркач в составе группы гастролировал в Англии, Франции, Германии, Австро-Венгрии, Италии, Северной Африке. Возможно, он забыл назвать в анкете еще и Австралию, так как в своей книге упоминает, что был очевидцем знаменитого поединка за звание абсолютного чемпиона мира по боксу между Томми Бернсом и негром Джеком Джонсоном, проходившего в 1908 году в Сиднее. Овладеть на специальных курсах английским, французским, немецким, итальянским и шведским языками для этого способного парня не составило большого труда: несомненно, очень помогало «погружение» в чужую языковую среду во время бесконечных гастролей. Нашел он и время для того, чтобы окончить училище иностранных торговых корреспондентов Мансфельда. Отдавая дань молодежно-интеллигентскому увлечению политикой, Нил в 1912 году в Туле был арестован и ненадолго попал в «кутузку» в связи с делом известного анархиста князя П.А. Кропоткина.

В спортивных журналах тех лет можно встретить его фамилию. В 1914 г., выступая на первенстве легкоатлетической лиги от Московского клуба лыжников, он разделил первое место по прыжкам в высоту с хорошим результатом — метр шестьдесят сантиметров. Это было всего лишь на шесть сантиметров меньше рекорда Москвы. На следующий год, уже перейдя в общество «Санитас», Нил принял участие в первом чемпионате Москвы по боксу. Состязание это было весьма своеобразным и проходило в специально арендованной чайной на Грачевке. Одиннадцать участников, по мнению прессы, «число более чем приличное», были разделены на пять «весовых классов». Ознобишин весил 52,4 кг и выступал в самом легком — «классе пера», где, кроме него, был еще всего лишь один участник. Победив его уже в первом раунде, Нил, однако, не стал чемпионом. Правила требовали, чтобы победители каждого «класса» боксировали еще друг с другом, и только тот, кто оказался в этой борьбе сильнейшим, получал титул чемпиона Москвы. По существу, это было довольно странное абсолютное первенство. В следующем бою Нил боксировал против победителя «легкого класса» — известного пловца Ланкау (58 кг) и был вынужден отказаться от боя тоже в первом раунде.

С началом Гражданской войны Нила призывают рядовым в Красную армию: «С 1918 по 1926 гг. в разных частях в должности бойца и инструктором по физкультуре в политотделе 6 Армии», — сообщается в анкете. В «должности бойца», надо думать, пробыл он недолго и, как специалист, был откомандирован на спортивную работу. Именно тогда ему довелось встретить будущего знаменитого чемпиона К.В. Градополова. «Я тренировался тогда в Центральном клубе Всевобуча», — вспоминал Константин Васильевич. — Наставником секции бокса был Нил Ознобишин, который в свое время выступал в весе «мухи», имея рост 185 см. За худобу его прозвали «человеком о двух измерениях». Спортивные достижения Ознобишина были невысоки, но он любил спорт и никогда не упускал случая побоксировать на ринге. Нил был интереснейшим рассказчиком, с неисчерпаемой фантазией. Часто в его рассказах было трудно отличить быль от выдумки. Он говорил о романтике профессионального бокса, о Джонсоне и Карпантье, которых видел в Париже в сенсационных матчах того времени. Рассказывая о боксерах, Ознобишин нередко показывал их приемы, «посвящая нас в таинство побед этих боксеров и раскрывая секреты техники». «Таинственные» приемы Ознобишина сейчас выглядели бы довольно странно. Один из них мне особенно запомнился. Идея его заключалась в том, чтобы нанести противнику удар сразу двумя руками. Для этого боксер должен был атаковать одновременно двумя боковыми ударами, нанося один из них в голову, а другой — в туловище противнику. Затем он без остановки наносил эти же удары в обратном порядке. Некоторое время я доверчиво упражнялся в освоении этого «приема»... Сейчас такой прием мог бы фигурировать лишь в отделе юмора спортивного журнала... Вот с такого «уровня» начинались наши искания в методике бокса... учиться было не у кого».

Очень может быть, что кто-то из читателей удивится: почему же я игнорирую те важные сведения из биографии Ознобишина, которую так лихо расписал харьковчанин Г. Панченко в минском журнале «Кэмпо», а затем повторил в одной из своих объемистых книг из серии «История боевых искусств»? Да дело в том, что все эти «жареные факты» из панченковского повествования, которое я вкратце процитирую, мягко говоря, не соответствуют действительности:

«Не самым сильным, не самым ранним, но наиболее известным из «джиу-джитсеров» (так их тогда называли) дореволюционной России следует признать Нила Ознобишина. Его школа стала довольно представительной, еще начиная с 10-х гг. нашего века... Приемы, взятые, в том числе, и из школы Ознобишина — хотя и не только оттуда — как раз тогда начала перенимать... русская охранка. Полицейским они были нужны для обезоруживания как уголовников, так и «подрывных элементов» — революционных боевиков. Сам Нил Нилович (автору неизвестно, что отчество Ознобишина вовсе не «Нилович», а Николаевич — М.Л.) о своих достижениях в области обучения агентов полиции предпочитал широко не распространяться — и его можно понять. Ведь в последующие годы ему пришлось наставлять агентов тайной полиции уже советского образца».

Этот заведомо пасквильный рассказ помещен в разделе книги с рассчитанно оскорбительным, издевательским названием: «Стиль от Лаврентия Павловича». Постыдную клеветническую грязь подобного пассажа особенно остро чувствуешь, зная, что единственный контакт Нила Николаевича «с тайной полицией советского образца» состоялся только лишь во время его ареста и безвинного осуждения...

Как правило, в сомнительных случаях Панченко предпочитает не указывать источник подобных сведений. Здесь он тоже лишен возможности сослаться пусть всего лишь на одну-единственную строчку в дореволюционной прессе, где хотя бы мельком были бы упомянуты наиболее известный из «джиу-джитсеров России» и его «довольно представительная школа». По какой-то необъяснимой причине, даже в годы всеобщего и глубочайшего увлечения японской системой, этот прославленный русский сэнсэй так и остался абсолютно неведомым как для спортивной, так и неспортивной печати. Видимо, именно из-за этого Панченко спешит сослаться на целую «бригаду» очевидцев, хотя их фамилии все-таки предпочитает не называть. Стараясь придать правдоподобия своему рассказу, он говорит о воспоминаниях, которые якобы оставили «многие борцы, боксеры и прочие рукопашники тех лет».

Однако хорошо известно, что никаких воспоминаний «многих прочих рукопашников» просто-напросто никогда не публиковалось. Вот мемуары известных борцов печатались, но как бы тщательно вы ни просматривали их, обнаружить хотя бы даже просто упоминание самой фамилии Ознобишина вам не удастся.

А один-единственный боксер — К.В. Градополов, о котором Панченко почему-то говорит во множественном числе — «боксеры», в своих «Воспоминаниях боксера», как вы могли убедиться, буквально ни одного слова не говорит о джиу-джитсу, а всего лишь с доброй усмешкой повествует о заумных боксерских сериях, «изобретенных» неутомимым фантазером Нилом.

И вот, опираясь всего лишь на этот шутливый рассказ Градополова, Панченко с самым серьезным видом на нескольких страницах «творчески» реконструирует, анализирует и даже слегка критикует «представительную», но в действительности не существовавшую «дореволюционную школу Ознобишина». В полной бессмысленности этого занятия легко убедиться, сравнив «анализ» харьковчанина с тем, что написал сам Ознобишин в своей книге.

По существу, все, что об Ознобишине написал Панченко, является всего лишь его вольным (непозволительно вольным!) истолкованием всего лишь двух реальных фактов. Использование первого из них — «градополовского» — вы уже имели возможность оценить. А второй объективный факт — это выпуск книги Нила Николаевича «Искусство рукопашного боя» издательством НКВД в 1930-м году. Вот эта обманчиво одиозная марка издательства и стала путеводной звездой в логических блужданиях харьковского историка на безуспешном пути к истине. Его немудрящие умозаключения могут кому-то даже показаться безукоризненно логичными: НКВД — это та самая «тайная полиция советского образца», и напечатать руководство по рукопашному бою в его издательстве могут только лишь одни сотрудники упомянутой «полиции». Однако такая иллюзорно безукоризненная логика жестоко обманула историка. Он не знает, что советская служба госбезопасности в силу различных причин много раз меняла свою «вывеску»: ЧК, ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ. И как раз в 1930 году, когда была издана книга Ознобишина, госбезопасность именовалась отнюдь не НКВД а ОГПУ.

Что же касается НКВД — Народного комиссариата внутренних дел, то тогда он был полностью аналогичен современному МВД. И являлся вполне добропорядочным ведомством, командовавшим милицией, угрозыском и воевавшим не с «врагами народа», а только с многочисленной уголовщиной. Именно для этих, и лишь для этих правоохранительных органов и писал свою книгу Нил Николаевич.

А снабжать госбезопасность подобной литературой являлось абсолютной монополией В.А. Спиридонова, и он никого даже близко не подпускал к своим владениям. Достаточно вспомнить его конфликты с В.С. Ощепковым или своим учеником В.П. Волковым.

Даже не зная всего этого, по самой книге не трудно понять, что адресована она была исключительно «блюстителям порядка». Сведения там приведены, необходимые в борьбе с уголовниками: их тактика и приемы. На фотоиллюстрациях — люди именно в милицейской форме тех лет, а отнюдь не ОГПУ (см. рис. 98 «Двойные приемы в более серьезных случаях»).

Наконец, книга Ознобишина, точно так же, как и другие милицейские руководства тех лет (И.Л. Солоневича или анонимное украинское издание), не несет запрещающего грифа «ДСП», что для материалов госбезопасности было просто-напросто невозможно!..

Вероятно, такая «нестыковка» все же несколько смущала Панченко, и он попытался объяснить ее своим излюбленным способом — совершенно голословным утверждением: «Школа Ознобишина довольно долго сохраняла определенную степень «открытости», но печатные методики ее основателя распространялись уже с грифом «ДСП» (?!)».

На ту же нехитрую удочку попался и минчанин Тарас в своей толстенькой, но уж очень гадательно-предположительной книге «Рукопашный бой Смерш». Там он заподозрил, что все сотрудники армейской контрразведки военного времени — «Смерш» — были сплошь энкаведистами, а обучение проходили, в частности, и по чисто милицейскому руководству Ознобишина, которое Тарас тоже наивно считает рассчитанным на госбезопасность.

И совсем уже грустное то, что ни один из этих «специалистов» даже и не подозревает, что книга Ознобишина, которую они прочат в качестве руководства госбезопасности и контрразведки, вскоре после выхода из печати была... «изъята», то есть отобрана у библиотек и книжных магазинов, и сожжена. Об этом вы узнаете в одной из следующих глав.

Однако же нам пора перейти от этих фантазий к подлинным фактам биографии моего героя.

Демобилизовавшись, Нил перебивается случайными заработками. Консультирует и оформляет постановки выпускников циркового техникума, пишет статьи для журнала «Цирк и эстрада». Считает себя журналистом. И совсем напрасно сомневалась его соседка: Нил опубликовал не одну, а целых четыре книги. Три — посвященные цирку и кино: «Велосипедные аттракционы», «Иллюзионы (фокусники и чародеи)» и «Физкультура киноактера», а четвертую — рукопашному бою.

На рубеже 20-30-х годов его часто видят в цирке и в Государственном техникуме циркового искусства. Тогда и познакомился с ним Дмитриев, который говорил так: «Он из старинной дворянской семьи Ознобишиных, но говорил, что его отец был жокеем. Очень воспитан — на редкость, по тем временам, целовал дамам руку. Речь интеллигентная. Много интересного рассказывал нам, молодежи... Но человек, не думающий о завтрашнем дне и очень легко тратящий деньги. Мы его кормили: водили с собой на фабрику-кухню на Ленинградском шоссе, а с зарплаты молодые артисты — в ресторан «Ливорно» на Рождественке... Он был бомжем, как теперь говорят. Ночевать студенты оставляли его в общежитии, если койка была свободная, или у сторожа техникума. И в цирковой конюшне ночевал с конюхами; там всегда тепло. Одет был почти в лохмотья... Ну, не совсем: пиджак с чужого плеча, заплаты, дыры...»

Я понимаю, в какое изумление может быть повергнут читатель, прочитав такое. Но меня это совсем не удивило. Из материалов дела я уже знал, что Ознобишин страдал недугом, сгубившим немало талантливых русских людей, — алкоголизмом. Впрочем, наверное, это был единственный в истории медицины случай, когда болезнь спасла жизнь больному. Заболев в тридцать седьмом белой горячкой, Ознобишин оказался в психиатрической клинике, а это было единственным местом, где чекисты не отлавливали своих «клиентов»...

Параллельно с работой в цирковой сфере, одно время Ознобишин преподавал в московской школе милиции. Но, скорее всего, был там кем-то вроде консультанта, но не штатным преподавателем. Очень маловероятно, чтобы человека с такой биографией и с такими вредными привычками могли зачислить в штат правоохранительного учреждения. Дмитриев утверждает, что Нил вообще никогда не состоял штатным сотрудником ни в одной организации. А это означало: с точки зрения официальных властей, он являлся «лицом без определенных занятий», что уже само по себе вызывало тогда подозрения. Этот факт был особо отмечен в уголовном деле.

А еще делал он множество переводов с различных иностранных языков, и основным его заказчикам являлся институт физкультуры. Незадолго до войны вместе с двумя артистами цирка завоевал на конкурсе первый приз, представив оригинальный номер с боксерскими грушами, который не был осуществлен, так как требовал затрат.

В сущности, это был глубоко несчастный, больной, опустившийся человек трагической судьбы. Еще в 1934 году семья его развалилась, он ушел, бросив жену с восьмилетним сыном. Года за два до войны отбыл двухмесячное заключение за неуплату алиментов. Своего жилья не было. Когда появлялись деньги, снимал где-нибудь угол. Жил у знакомых одолжения ради, у женщин на правах фактического мужа...

Крепко выручало его знание языков, которыми он по-прежнему свободно владел. До войны у нас превалировало знание немецкого, а переводчиков с английского было еще мало, не говоря уже о таких редких языках, как шведский. И, несмотря на нетрезвое поведение и неприглядный вид, Ознобишину доверили перевод даже в «Автотанковом управлении» (название сформулировал он сам и, боюсь, не очень точно).

Война резко обострила все его проблемы. Основной заказчик — институт физкультуры был эвакуирован в Свердловск. И Нил признает, что даже воровал вещи соседей, уехавших в эвакуацию. В это тяжелое время у него остается всего лишь один более или менее постоянный, хотя и недостаточный заработок: переводы, которые заказывал ему некий Святослав Абрикосов, физик из какого-то института Академии наук. Они познакомились случайно, в больнице, где Нил лечился от кожного заболевания. По словам Абрикосова, Ознобишин «пришел в больницу в ужасно изношенном платье и не хотел до тепла выписываться. Но 31 декабря 1940 года выписали». При всем брезгливом отношении к новому знакомому, Абрикосов взял на заметку, что тот без труда переводил какие-то материалы для больницы и что-то по боксу для института физкультуры. Впоследствии, уже во время войны, он неоднократно пользовался услугами недорогого переводчика и для себя, и для своего двоюродного брата, который был как-то связан с авиацией. Обтрепанный, грязный и нетрезвый переводчик вызывал у братьев откровенное отвращение, но всего за час, в их присутствии, он безупречно переводил любую статью из иностранных научных журналов. Приходилось терпеть, хотя избавиться от его присутствия в своей квартире они старались как можно скорее. Шел зловещий сентябрь сорок первого. Сильнейшая в мире немецкая армия неудержимо рвалась вперед, захватывая все новые и новые города, и неумолимо приближалась к Москве. Абрикосовы, как все нормальные люди, не могли не тревожиться этим и об этом не говорить. Но какой-то сукин сын, из их знакомых, донес об их «пораженческих разговорах». Арест последовал незамедлительно, и была задействована стандартная техника «выявления всей вражеской сети»: «А с кем еще вы поддерживали отношения?» И уже к концу октября смертельно перепуганные и уж, наверное, не раз избитые братья Абрикосовы не только назвали в числе прочих и Ознобишина, но и наговорили о нем такое, что «по-пинкертоновски» проницательный младший лейтенант госбезопасности Охрименко, не колеблясь, написал в постановлении об аресте: «Бывший крупный собственник и офицер царской армии, без определенных занятий, антисоветски настроен, ведет подозрительный образ жизни, поддерживает связь с немцами, разрабатываемыми в подозрении по шпионажу. Устанавливает связи с лицами, работающими на оборонных военных заводах, проявляет большой интерес к работе этих заводов и выпускаемой продукции». А сам замнаркома Кобулов, не раз лично наносивший подследственным классические хуки и апперкоты и известный под кличкой «Боксер», своей твердой рукой начертал автограф в графе «Утверждаю».

Как это ни дико прозвучит в подобных обстоятельствах, но можно сказать, что и Ознобишину, и Абрикосовым сильно повезло: они не попали в число тех арестованных, которых с трусливой поспешностью расстреляли при подходе немцев к столице. Их «эвакуировали» в саратовскую тюрьму. И невозможно понять, как истощенный, больной Нил смог выдержать четырехмесячный этап в неотапливаемом, набитом битком товарном вагоне той необыкновенно морозной зимой...

Конечно же, Ознобишин — вовсе не тот «крутой» супермен, каким читатель хотел бы видеть автора совсем неплохой системы, но при всей своей хилой немощи это была поистине железная натура. В обледеневшем вагоне он преподавал Абрикосовым иностранные языки, а в саратовской тюрьме поделился планами своей будущей работы в цирке и создания целой цирковой труппы. А те, естественно, восприняли такой невероятный оптимизм только как явный признак психической ненормальности. От допроса к допросу в протоколах мелькают угрожающие вопросы: «Почему вы не хотите рассказать правду?! Вам не удастся отделаться ссылками на отсутствие памяти. Вы врете!.. Вы скрываете свои преступные связи... Мы располагаем точными, проверенными данными, как о ваших антисоветских настроениях, так и контрреволюционных высказываниях ваших сообщников. Запирательство не спасет вас от разоблачения... Еще раз советуем продумать свое положение и со всей откровенностью дать признательные показания...» Трудно поверить, что его при этом не били, но он упорно не признавал ни одного из предъявленных обвинений. И в конце концов, после более чем месяца бесконечных допросов, всего лишь согласился подтвердить признание Абрикосовых о том, что в его присутствии они вели «пораженческие разговоры». Нил все-таки сумел выиграть этот чудовищно неравный поединок с всемогущим НКВД и получил невероятно мягкое для тех лет наказание только лишь за недонесение о «преступных» разговорах: высылку в Казахстан сроком на пять лет...

Хотелось бы верить, что и там он сумел победить все ссыльные тяготы и то ли организовать самодеятельный цирковой коллектив, то ли, как прежде, обучать милиционеров рукопашному бою...

Единственным, но заметным вкладом Нила Николаевича в развитие техники и тактики ближнего боя стала его книга «Искусство рукопашного боя», вышедшая в 1930 году.

Несмотря на то, что немалую часть этой книги отняли неизбежные идеологизированные рассуждения, повторы и излишнее многословие автора, ее нельзя не признать достаточно капитальным трудом. Ко времени написания Ознобишин располагал практическими познаниями в области английского бокса и несомненным знакомством с цирковой французской борьбой, приемы которой в годы его юности знал едва ли не каждый спортсмен (вне зависимости от того, какой вид спорта являлся для него основным). В меньшей степени был знаком с французским боксом и особенно с вольно-американской борьбой. Еще до революции, скорее всего, знал кое-что и из очень модного тогда джиу-джитсу. При зарубежных гастролях мог даже наблюдать цирковые выступления «джиуджитсменов». При этом, однако, у него сложилось резко отрицательное мнение о джиу-джитсу в том виде, в каком оно, как правило, практиковалось тогда и у нас, и на Западе: «Вряд ли найдется хоть один небольшой конспект, систематично и ясно излагающий принципы японской системы. Такое явление наблюдалось не только в России, но и в других странах, например, Франции, Англии, Америке». Ценный материал дал тесный контакт с практическими работниками угрозыска и милиции. Несомненно, однако, что главнейшей базой информации стала для него широчайшая возможность использования иностранной литературы на европейских языках, в том числе и новейшей. В этом смысле его работа, безусловно, являлась компилятивной (что подтверждает и Дмитриев). Но, при всем том, было это отнюдь не бесхитростное, механическое нанизывание разнородных элементов на единый стержень, а достаточно продуманный, творческий синтез с явным стремлением разумно критического отбора технических средств. В единую и цельную систему он старался объединить наиболее действенные в реальной схватке приемы английского и французского бокса, джиу-джитсу, французской и вольно-американской борьбы, а также стрельбу из личного портативного оружия. Словом, все, что могло потребоваться милиции и угрозыску при столкновении с уголовниками. При этом исходил из бесспорного принципа, что на практике нельзя ограничиваться средствами всего лишь какой-то одной, пусть даже самой популярной, как джиу-джитсу, системы самозащиты, но необходимо использовать также все эффективные приемы и других систем. Панченко угверждает, якобы Ознобишин использовал в числе прочих и технику «возрождаемой в то время» «городской борьбы» Средневековья.., прежде всего знаменитые «85 приемов фон Ауэрсвальда». Однако никаких признаков подобного заимствования в руководстве нет и в помине. Во введении впервые у нас даны общий обзор и краткий исторический очерк рукопашного боя с иллюстрациями, в том числе и из Фабиана фон Ауэрсвальда, но не более того. А сама «знаменитая книга», на проверку, оказалась все-таки недостаточно знаменита для того, чтобы «знаток» Панченко смог правильно указать ее название.

Проводя параллель с военными действиями, Ознобишин в основу своей синтетической системы положил достаточно очевидный принцип дистанционного деления форм рукопашного боя, где на каждой из дистанций используются, как правило, средства какой-то одной из известных систем единоборства, боевой или спортивной. (Аналогичную мысль высказывал и Ощепков в своей лекции в Центральной высшей школе милиции). Ознобишин предусматривал шесть «боевых дистанций» и, в отличие от всех иных авторов, рассматривал ведение полицейского боя во всей его полноте, включая стрельбу. Именно она является формой боя на «первой боевой дистанции» (4-5 шагов). Капитан Дресвянин вполне обоснованно говорит в своей статье, что принятые ныне в милиции способы тренировки в стрельбе существенно уступают тем, что предлагались Ознобишиным: стрельба «по исчезающим», «горизонтально скользящим», «набегающим», «убегающим», внезапно появившимся в различных местах нескольким мишеням; стрельба из различных положений, в темноте на звук, на скорость. И я думаю, что здесь с капитаном трудно не согласиться.

Также к первой дистанции, но уже в пределах 3-4 шагов, отнесены действия тростью или иным аналогичным оружием. Но поскольку милиция не имела тогда на вооружении ни дубинок, ни сабель, принятых в дореволюционной полиции, бой на этой дистанции в книге не рассматривался. В пределах «второй боевой дистанции» (2-3 шага), где использовались удары ногами, «царствовал» французский бокс, изложенный по профессору Шарлемону. Исполнение им ударов дано на ряде фотографий и даже кинограмме. На остальных иллюстрациях в качестве демонстраторов выступают, как и в разделе английского бокса, К.В. Градополов, А.Г. Илюшин и сам автор (вы легко узнаете его по худобе и одежде: кепка, пиджак, бриджи и гетры). Удары ногами разделены на простые — до уровня пояса и сложные — по верхней половине тела противника. Описаны и защиты от них захватом ноги и последующим броском или вывертом ступни, используя приемы вольно-американской борьбы, а также «остановочными» — встречными ударами ноги, прерывающими атаку противника в самом начале.

Третья дистанция (1-2 шага) — это сфера действия ударов английского бокса. Но автор специально подчеркивает опасную условность современного спортивного боя на ринге и рекомендует технику старой английской школы, где вели схватку еще без перчаток, на голых кулаках, что более отвечает условиям реальных столкновений вне ринга. Казалось бы, мысль здравая, но здесь Ознобишин непоследователен и не во всем прав. Ведь именно такая техника была в свое время заимствована и использовалась во французском боксе для уларов руками, а ее он, говоря о бое на второй дистанции, справедливо характеризовал как «значительно устаревшую».

Среди рекомендаций, которые не могут не вызвать возражений: положение кулака при ударе «ногтями вверх», уже тогда ставшее архаизмом, как и удары с фехтовальным выпадом; поворот на правой пятке при нанесении «кросса» правой; специальное «приучение к получению ударов в голову» и прочее.

Технический арсенал этой дистанции составили прямые в голову и корпус; короткие прямые в голову, которые автор именует «кроссами»; хуки, под которыми понимаются «те же прямые в челюсть и шею, но наносимые в виде полудуги, и апперкоты под подбородок. Все это, как правило, с обеих рук, как в левой, так и в правой стойке. А из защит даны отбивы и уклон с встречным «кроссом» в голову. В других же случаях уклоны и нырки признаются нежелательными, поскольку позволяют противнику «сделать захват или применить какой-либо прием борьбы».

Забавно отметить, что уже упоминавшийся Панченко, пытаясь охарактеризовать особенности ознобишинской школы, написал, что тот якобы проповедовал не боковую, а фронтальную стойку и использовал одновременные удары обеими руками, которые справедливо высмеял Градополов. Подобное невежественное утверждение заставляет усомниться, довелось ли этому «специалисту» вообще видеть книгу Ознобишина или он знаком всего лишь с ее выходными данными? Ничего похожего в руководстве нет, да и быть не могло! Эти пресловутые удары — всего-навсего «грехи молодости», неудачный эксперимент, от которого автор, конечно же, вскоре отказался.

На четвертой дистанции — «бой вплотную в стойке без обхвата» (точнее, без захватов) — в ход идут запрещенные удары английского бокса: кулаком сверху, предплечьем, плечом и даже бицепсом, а также удары, которые Спиридонов объединял термином «джиуджитсные»: ребром и основанием ладони, пальцами, локтем, коленом и головой из различных положений (вперед и назад). Даны «способы комбинирования некоторых из этих ударов с бросками. Для того чтобы сблизиться с противником и выйти на такую дистанцию, приводятся способы использования моментов, когда противник атакует ударом руки или ноги. А именно: с помощью клинча, захвата бьющей ноги или отбива наносящей удар руки противника «внутрь стойки». Однако схватку на данной дистанции автор считает «самым опасным фазисом боя» и рекомендует стараться избегать ее или, по возможности, занять наиболее выгодную позицию для немедленной атаки.

Здесь бросается в глаза одна многозначительная деталь. Если Ознобишин, как он говорит, действительно исходил именно из джиу-джитсу, то в пределах этой или предыдущей дистанции должны бы быть описаны болевые приемы в стойке, которые составляли весьма важную часть японской системы. Но их нет. Больше того, хотя в начале книги он делает вполне понятный реверанс в сторону «нашего уважаемого собрата по оружию В.А. Спиридонова», называя его единственным у нас знающим специалистом, то вот в конце решительно и даже очень резко отвергает болевые в стойке, которые у Спиридонова главенствуют: «Ручные ключи в стойке, ...которые профаны принимают за настоящее джиу-джитсу, очень импонируют широкой публике, так как их можно применять после первого же объяснения, но, к сожалению, лишь против противника, который добродушно намеренно им поддается. В действительности же мы, практики, не придаем им никакого значения». И еще: на протяжении почти всего текста книги имеется в виду именно джиу-джитсу, но вот в заключительной части вместо этого названия возникает вдруг совсем другое — «джиудо». Там же, в методических указаниях о проведении занятий тоже говорится уже не о джиу-джитсу, а о «схеме нормального урока по элементу «Джюдо». Причиной столь резкого изменения взглядов автора стал, несомненно, приезд в Москву В.С. Ощепкова. Как раз тогда, в конце 1929 года, когда Ознобишин заканчивал работу над книгой, Василий Сергеевич провел весьма внушительную демонстрацию боевых приемов дзюдо в своей собственной «аранжировке». И слова о намеренно поддающемся «противнике» — прямое заимствование у этого мэтра, как и утверждение, что сделать болевой в стойке можно только лишь вслед за нанесением удара или проведением броска.

Схватка на «пятой боевой дистанции» представляет собой «бой вплотную в стойке с обхватом» (в захвате). Здесь задействована только бросковая техника. Допускаются некоторые броски французской борьбы, но лишь такие, которые не ставят в опасное положение самого бросающего. Основной же упор сделан на броски джиу-джитсу, учитывая их более прикладной характер. Среди этих бросков, которые автор называет «подножками», фигурируют как собственно подножки, так и подсечка, зацеп и даже бросок «ножницы». Не все эти броски равноценны и достаточно ясно описаны. Кроме «подножек», дан еще «ужасный бросок с упором ногой в живот», а также способы преследования брошенного противника болевыми приемами «обратный ручной замок» и «свертывание шейных позвонков».

Ознобишин пишет, что излагает «систему джиу-джитсу... так, как ее некогда преподавали профессора Японской школы в Лондоне, знаменитые призовые бойцы: Миаки, Юкио Тани, Хирано, Эйда, Кояма, Канайя и Диабусту». Однако весьма маловероятно, что он проходил обучение у кого-либо из названных им мастеров. Сведения явно получены только лишь из англоязычного руководства: об этом говорят дословно переведенная на русский англоязычная терминология и некоторые стилистические особенности изложения.

Серьезным пробелом является то, что Ознобишин не описал технику дзюдоистской самостраховки при бросках, хотя эти упражнения упомянуты в приведенной им схеме «нормального урока». Скорее всего, он и не владел этой техникой, как и многие из современных ему авторов, тоже обучавшихся по книгам. Трудности при разучивании бросков он пытался преодолеть, «выкинув все те приемы, которые требуют применения ковра». Но, противореча себе, впоследствии советовал проделывать бросок «на более мягком грунте», «стараться не бросать друг друга на землю с чересчур большой силой» и даже использовать все-таки «плетеные циновки, тростниковые или другие... Их складывают вместе и покрывают линолеумом».

Шестая боевая дистанция — это схватка на земле. Технике, используемой на данной дистанции, уделено особенно большое внимание, исходя из того, что именно она способна принести решительную победу. Болевые приемы в качестве преследования брошенного на землю противника оценены как более надежное средство, чем добивание ногами. Разумеется, они используются не только в подобных, но и в иных ситуациях. Среди рекомендаций автора немало таких, какие общепризнанны в современном самбо и дзюдо. Наиболее предпочтительным названо положение «на противнике», особенно, сидя на нем верхом, что позволяет не только ограничить подвижность нижнего, но и более эффективно атаковать его. Менее выгодно — расположиться между его ногами, стоя на коленях. Обращено внимание на максимальное использование ног. Как верхний, так и нижний должны стараться сделать противнику «ножной пояс», обхватив его талию ногами. Верхнему, исполняя болевой на руке, следует стараться «убить» другую руку нижнего, то есть придавить ее коленом. При этом, однако, подчеркивается, что положение нижнего, хотя и не столь выгодно, но отнюдь не безнадежно. Он ни в коем случае не должен поворачиваться спиной к противнику, но, лежа на спине, «отгородиться» от него согнутыми в коленях и поднятыми ногами, отталкивая и нанося ими встречные удары. Против стоящего противника используются также броски с помощью только ног — «ножные крючки» или захватом обеих ног противника «за ступни» и толчком ногами в пах.

Ознобишин различает три вида болевых приемов в партере: «свертывание шейных позвонков», «ручные замки» (рычаги локтя вверх захватом руки между ног или через бедро в различных вариантах; узел поперек; «обратный ручной замок» — рычаг локтя вниз с помощью «туловища при захвате руки между ног), а также «ножные замки» — варианты рычага ступни (ущемление ахиллесова сухожилия). Кроме того, есть еще «передние и задние шейные замки»: удушения предплечьем, воротником и «ножным ошейником». Воздействие на чувствительные точки, как самостоятельные приемы, отброшено (из-за характера нашей одежды) и использовано только один раз лишь в качестве вспомогательного действия. Нетрудно заметить, что, в основном заимствованная, терминология автором не упорядочена и достаточно противоречива. Болевые приемы — это и «свертывание позвонков», и «ключи», и «замки», в то же время «замками» именуются и удушения. О нечеткой классификации бросков я уже говорил выше.

Что касается способов освобождения от захватов, то предусмотрены они лишь от борцовских переднего и заднего поясов (под руками или поверх рук), захвата головы под мышкой и от удушений. Против вооруженного ножом или «другим непредвиденным оружием» применяются удары ногами, а в определенных случаях и боксерские удары. Обезоруживание производится с помощью «ключей»: при ударе сверху это вариант узла, при ударе снизу — загиб руки за спину. Предусмотрены также защитные действия при нападении с ножом на лежащего. Из обезоруживаний нападающего с револьвером — не все достаточно убедительны.

Очень существенным достоинством руководства является то, что в нем впервые было рассказано о специфике криминального рукопашного боя. Борьба с преступностью давно сделала необходимым изучение уголовного мира. Еще с дореволюционных лет в специальной криминалистической литературе описывались различные способы совершения хитроумных преступлений, блатной жаргон, потаенная символика воровских татуировок, но никогда не шла речь о приемах, которые уголовники использовали при внезапном и почти незаметном, даже в многолюдном месте, убийстве, в драке с оружием, подручными предметами или без них. Нил Николаевич стал первым и, к сожалению, последним, кто осознал острую актуальность не только изучения, но и непременного обнародования подобных сведений. Ведь даже в современных милицейских руководствах эти насущные вопросы обойдены полным молчанием, необходимые познания практические работники добывают дорогой ценой собственного и, слишком часто, кровавого опыта. Несомненные достоинства этого раздела книги не уменьшает даже то, что увлекшийся автор «растекается мыслию по древу» и повествует о французских «гостиничных крысах» — зловещих грабителях и убийцах, «парижских апашах», с которыми милиционерам вряд ли приходилось встречаться. При этом, однако, не забыты и приемы задержания и конвоирования, в числе которых описана «последняя новость — парные приемы», то есть одновременные согласованные действия двух блюстителей порядка против одного уголовника: загиб левой руки за спину и выверт правой вооруженной руки или конвоирование, взяв обе руки на «милицейский» рычаг.

Значительное внимание уделено тактике рукопашного боя. После каждой «дистанционной» главы даются указания по тактике данной дистанции. Сверх того, в заключительной части книги приведены тактические соображения общего характера. Заботливо и прозорливо специально предусмотрены также действия при схватке в особых сложных условиях: в темноте, на лестнице, в вагоне поезда, против нескольких нападающих. Не осталась без внимания и специфическая «антиуголовная» тактика.

Едва ли не лучшим в труде Ознобишина являются методические разработки для обучения, которые дают возможность вполне реального практического воплощения его системы. В рамках разделов, посвященных каждой из боевых дистанций, описаны необходимые упражнения и даны указания по обучению. Но главное — это предложенные им «элементо-фазы», которые представляют собой специально подобранные практические упражнения в ведении рукопашного боя уже во всем его объеме. В предыдущих главах я уже упоминал, что иные авторы предлагали использовать в рукопашном бою только приемы английского бокса и французской борьбы в их неизменном виде (против чего решительно протестовал Нил Николаевич). Не мудрствуя лукаво, они просто обучали этим чисто спортивным единоборствам и даже не помышляли хоть как-то объединить, увязать боксерские удары с борцовскими приемами. Считалось, что сделать это должны будут самостоятельно их ученики: догадаются, как совместить приемы таких совершенно разнородных и, к тому же, условных спортивных единоборств. Хотя делать это, как правило, приходилось уже в горячке боя, что едва ли являлось лучшими условиями для решения подобных задач. Не говоря уже о том, что не для каждого это было посильным делом. Ознобишин отлично понимал губительную опасность подобных рискованных и сомнительных экспериментов. Избежать их и позволяли его «элементо-фазы». Это были более двух десятков упражнений, имитирующих «сюжеты» реального боя с непременным изменением дистанций и переходом от ударов к броскам, болевым приемам и наоборот. Выполняя их, обучающиеся получали основы грамотного и целесообразного использования приемов всех составляющих систему элементов, объединяя их в комбинации, ведущие к безусловной победе. После этого они должны были уже сами составлять и тренировать такие комбинации, для чего предлагались подводящие упражнения: задавались и реально моделировались конкретные ситуации боя, в том числе и достаточно сложные, против нескольких противников. А учащиеся получали возможность путем проб и ошибок находить тактически правильные решения выхода из затруднительных положений. Разумеется, учебный этап «элементо-фаз» наступал только после твердого усвоения приемов каждого из составляющих систему вида единоборства.

Предложенные автором новые и рациональные методы обучения представляли несомненный интерес, однако, они же свидетельствовали и об отсутствии у него достаточного практического опыта преподавания. Давая содержание «нормального часового урока» по каждой из дистанций, он умалчивает о том, сколько же таких уроков потребуется для прохождения всего курса. И только, как бы между прочим, замечает, что для освоения бокса, как и джиу-джитсу, потребуются несколько лет. А такой срок был, конечно же, нереальным при обучении милиционера.

Один из ветеранов и основоположников ленинградского самбо А.М. Ларионов утверждает, что ознобишинская система решительно превосходит спиридоновскую. Я не стал бы делать столь категоричных и далеко идущих выводов, но в ряде положений Нил Николаевич имел заметное преимущество.

Стараясь быть объективным и дать читателю полное представление о системе, я говорил не только о достижениях автора, но и о его недочетах. При желании их можно было бы насчитать и значительно больше, но ведь главное-то не в этом. Главное в том, что Ознобишин еще в конце двадцатых годов понял необходимость принципиально новых путей развития искусства рукопашного боя. Он пытался осуществить вполне современную нам идею создания синтетической системы, хотя и располагал для этого только явно устаревшими средствами. Решительно отказавшись от всех существовавших прежде рецептов, стремился создать органичный сплав всех доступных ему единоборств, объединив их лучшие достижения в единое, неразделимое целое — новую систему рукопашного боя. Как и Ощепков, Нил Николаевич ратовал за широкое распространение среди населения навыков рукопашного боя. Стремился сделать их общедоступными, придать массовый характер и вывести из жестких рамок «служебного пользования». Однако же, хотя он и ссылался при этом на правительственный лозунг «военизации страны», все это осталось лишь благими пожеланиями, так как требовало не только разрешения властей, но и значительных материальных затрат.

В книге Ознобишин называет себя практиком. Он, несомненно, владел и техникой бокса, и джиу-джитсу, какое-то время преподавал их и мог показать любой необходимый прием. И все же приходится задуматься: можно ли считать его профессионалом в полном смысле этого слова? Таким, как Ощепков, Спиридонов или даже Солоневич? Дмитриев на мой вопрос с улыбкой ответил: «Что Вы, сам он не боролся. Если бы Вы его видели...» А ядовитый на язык по отношению к своим соперникам Харлампиев рассказал: «Ознобишин сделает прием на несопротивляющемся ученике, потом подзывает Анкудинова (силача-боксера и борца-полутяжеловеса — М.Л.) и приказывает: «Держите его в этом положении», а ученику предлагает: «Теперь попробуйте вырваться». Очень может быть, что в этом было слишком много «доброжелательного» преувеличения, но, несомненно, имелась и доля истины. Физические данные Нила Николаевича — «суперастеник», да еще злоупотреблявший алкоголем, — конечно, были мало пригодны для схватки на ковре и могли подвести даже при знании приемов.

Когда-то общераспространенным было убеждение, что наилучший тренер — это непременно прославленный чемпион. Однако жизнь убедительно доказала: далеко не все блестящие спортсмены наделены и тренерским талантом. Это оказались две совершенно различные вещи. Еще в большей степени подобные «ножницы» проявляются там, где идет речь о широко мыслящем специалисте, создающем новую систему. Безусловно, он должен иметь какой-то и чисто практический багаж, без которого просто невозможно «прочувствовать» характер удара, приема или хитрого тактического хода, правильно оценить их. Но вовсе не обязательно одерживать громкие победы на ковре или ринге. Именно так было и с Ознобишиным. Не был он, да и не мог быть, ни выдающимся боксером, ни джиуджитсером, но это вовсе не мешало ему не только преподавать, но даже и создать собственную систему рукопашного боя. И если даже нельзя признать Нила Николаевича профессионалом, то, значит, он своей книгой лишний раз подтвердил, что талантливый и эрудированный любитель способен иногда выполнить работу ничуть не хуже, а, может быть, даже лучше иных профессионалов...

Года четыре назад я видел у новосибирских рукопашников ознобишинское руководство, так сказать, в самиздатовском варианте. Полностью заботливо перепечатанное на машинке, с неумело перерисованными иллюстрациями, оно и семь десятилетий спустя своего выхода в свет все еще продолжало оставаться полезным пособием.

Больше того, совсем недавно эта старенькая книжка была издана уже и типографским способом. И это даже в наше, перенасыщенное и специальной литературой, и преподавателями время. Думаю, что это наилучшая и наиболее объективная оценка труда покойного Нила Николаевича. В энциклопедии «Цирк» ему посвящена специальная статья, и если когда-нибудь будет написана энциклопедия рукопашного боя, то и там его имя будет стоять на одном из почетных мест!