В драгунский мотогонки по отвесной стене. Драгунский Виктор. Денискины рассказы. Отзыв о рассказе В.Драгунского «Мотогонки по отвесной стене

На опушке густого дремучего леса жил бедный дровосек с женою. Было у него двое детей: мальчик Гензель и девочка Гретель. Жена дровосека приходилась им не родной матерью, а мачехой. Трудно было подчас беднякам: случалось частенько им есть впроголодь, а иной раз и вовсе сидели они без хлеба. Раз во время такой сильной нужды лежал дровосек на своей жесткой постели и не мог заснуть от назойливых горьких дум. И говорит он жене со вздохом:

— Не придумаю я, как нам извернуться. Что нам делать с детьми, если и сами-то мы сидим без хлеба?

— А вот что я придумала, — отвечала ему жена, — уведем завтра пораньше детей в лес, в самую глухую чащу. Разведем там костер, оставим детям по кусочку хлеба, а сами пойдем работать. Дети останутся одни в лесу и ни за что не найдут дороги домой.

— Нет, не могу я тебя послушать, — сказал муж. — Не хватит у меня духу оставить в лесу своих детей, чтобы съели их там дикие звери.

— Эх ты, простофиля! — закричала жена. — Или ты хочешь, чтобы мы все померли от голода на твоих глазах, а ты будешь нам сколачивать гробы?

Тут жена стала его донимать до тех пор, пока он не обещал сделать, как она хотела. А дровосек все твердил:

— Эх, до смерти жаль мне моих горемычных детушек!

А дети не спали: они тоже были голодны. Слышали они все, что говорили отец с мачехой. Гретель горько плакала и жаловалась брату:

— Пропали мы теперь совсем!

— Перестань, — говорил ей Гензель, — что горевать? Погоди, я выручу из беды.

Как только заснули отец с мачехой, Гензель встал, оделся, открыл дверь и вышел из дома. Ясный месяц освещал белые камешки на дороге возле дома, и они блестели, как новые денежки. Гензель нагнулся и набил ими полный карман, а потом пришел домой и сказал сестре:

— Полно, Гретель, спи спокойно. Господь нам поможет.

И сам улегся на кровать.

На заре, пока еще солнышко не встало, мачеха разбудила детей:

— Эй, лежебоки, живо поднимайтесь, собирайтесь за дровами в лес!

И она дала детям по кусочку хлеба со словами:

— Вот вам и обед, да глядите, раньше времени его не съешьте, а то ведь вам больше ничего не перепадет.

Гретель спрятала оба куска себе под передник, а у Гензеля карман был битком набит голышами. И пошли все в лес. Шагнул Гензель раз, другой и остановился, шагнул еще и опять оглянулся на дом. Вот отец его и спрашивает:

— Ты чего это, Гензель, зеваешь? Иди, как следует, да смотри, не отставай.

А Гензель ему отвечает:

— Родимый мой батюшка, смотрю я на свою белую кошечку: уселась она на крыше, будто со мною прощается.

— Вот дурак-то! — закричала мачеха. — Да разве это твоя кошечка? Это труба белеет на солнце.

Но Гензель на самом деле никакой кошечки не видел, а просто кидал он на дорогу камешек по камешку. Забрался дровосек с детьми в самую чащу леса и стал им говорить:

— Вот что, ребятки: собирайте-ка здесь хворост, а я разведу вам огонек, чтобы вы согрелись.

Натаскали Гензель с Гретель большую кучу хвороста, а дровосек его поджег. Когда высоко поднялся кверху огонь, мачеха сказала:

— Отдохните, детки, у огонька, а мы пока станем дрова рубить. Нарубим дров и возьмем вас с собою домой.

Гензель и Гретель остались у костра и пообедали своими кусочками. Все время слышали они стук топора и были уверены, что отец их близко. На самом же деле это стучала сухая ветка: дровосек привязал ее к дереву, ветку ветром раскачивало, она и стучала. Долго сидели дети, устали и захотели спать. Легли они и заснули крепким сном, а когда проснулись, в лесу было совсем темно. Настала ночь. Заплакала Гретель:

— Ах, как же нам теперь отсюда выбраться?

— Постой, — уговаривал ее Гензель, — вот выйдет на небо месяц, и увидим мы дорогу.

Как только выглянула полная луна, Гензель взял за руку Гретель и пошел отыскивать дорогу. Камешки Гензеля блестели, как новые денежки, и по ним дети отлично разглядели дорогу домой. Шли они долго, шли всю ночь и на заре очутились перед родною избушкой. Когда дети постучались, мачеха сама открыла им дверь и закричала:

— Ах вы негодные! Мы думали, что вы уже никогда домой не придете! Как смели вы так долго спать в лесу?

Но отец все это время горевал о брошенных в лесу детях и теперь им очень обрадовался.

Прошло много ли, мало ли времени, и стало семье дровосека опять нечего есть. Мачеха снова пристала к мужу:

— У нас осталось только полкраюхи хлеба. Давай отведем детей подальше в лес, чтобы они уж ни за что домой не вернулись. Не умирать же нам с голоду вместе с ними!

Тяжко было слышать это бедному дровосеку.

А жена не дала ему и слова молвить, так и накинулась с упреками и бранью. И он опять уступил сварливой бабе.

Дети не спали и все слышали. Только заснули отец с мачехой, Гензель встал и пошел набрать камешков, но мачеха раньше заперла крепко-накрепко дверь, и Гензель вернулся ни с чем на свое место. Тогда он опять принялся уговаривать сестру:

— Спи, Гретель, полно плакать, Господь нас не оставит.

Чуть стала заря заниматься, мачеха разбудила детей, дала им по кусочку хлеба, еще меньше, чем в прошлый раз, и повела их в лес. По дороге Гензель поминутно останавливался и бросал назад крошки хлеба. Так искрошил он весь свой кусок.

— Что это, Гензель, ты все останавливаешься да смотришь назад? — сказал отец. — Шагай скорее.

— Я смотрю на моего белого голубка, — отвечал Гензель, — он уселся на крышу и прощается со мною.

— Вот дурак! — крикнула ему мачеха. — Какой еще там голубок? Это труба белеет на солнце.

А Гензель уже успел раскидать крошки по дороге.

— Оставайтесь здесь, пока мы будем рубить дрова. Устанете, поспите, а вечером мы возьмем вас домой.

Гензель давно уже раскрошил весь свой хлеб по дороге, и Гретель поделилась с братом своим маленьким кусочком.

После обеда дети крепко заснули, а когда проснулись, в лесу стояла черная ночь. Отец с мачехой все еще не приходили за ними. Но Гензель уговаривал сестру:

— Полно, Гретель, поднимется над лесом месяц и осветит наши хлебные крошечки по дороге, по ним мы домой и вернемся.

Поднялся над лесом месяц, и собрались дети домой, но не могли отыскать ни одной крошечки: все их склевали лесные птицы. Тогда Гензель сказал сестрице:

— Ну как-нибудь да выберемся на дорогу.

Шли они всю долгую ночь и целый день, а лес все еще тянулся, и не было ему конца. Устали дети, проголодались: только им и перепадало поесть, что лесных ягод. Еле-еле передвигали они ноги, прилегли под дерево и крепко заснули.

Наутро дети пустились снова в путь-дорогу и опять шли долго, но из лесу не могли выйти и забирались все глубже в зеленую чащу. Среди полудня показалась детям беленькая птичка. Сидела птичка на ветке и пела песенку, да такую чудесную, что дети заслушались. Кончила птичка петь, тряхнула крылышками и улетела. Дети пошли за ней и скоро пришли к избушке. На крышу избушки и опустилась беленькая птичка. А избушка-то была не простая: вся сложена из вкусного белого хлеба, пряниками крыта, а в окошки вставлен чистый леденец. Гензель и говорит:

— Давай-ка, Гретель, за избушку возьмемся — вот славно пообедаем! Я стану есть крышу, а ты отведай оконца. Верно, оно сладко!

Гензель встал на цыпочки, отломил кусок крыши и принялся его уплетать за обе щеки, а сестренка стала кусать понемногу окошечко. Вдруг из избушки послышался тоненький голос:

Стук-стук под окном,

Кто ко мне стучится в дом?

А дети в ответ:

Ветерок к тебе пришел,

Неба светлого посол.

И по-прежнему продолжали они уплетать избушку. Гензелю понравилась крыша, а Гретель — окошко. Вот они и отломили себе по большому куску. Вдруг широко распахнулась дверь избушки, и показалась на пороге дряхлая старушка с костылем. Испугались Гензель и Гретель до смерти, даже куски свои уронили на землю. А старушка покачала головой и прошамкала:

— Эх, ребятки, как это вы сюда попали? Милости просим, оставайтесь у меня жить, ничего я вам дурного не сделаю.

И повела старушка детей за руки в свою избушку. Там на столе уже был чудесный обед приготовлен: молоко, пряники, орехи да яблоки. После обеда старуха постлала деткам две постельки, и Гензель подумал, когда улегся, что на небо попал, в рай.

А старуха на самом деле была злою- презлою колдуньей и только прикинулась ласковой. Она подстерегала детей и избушку пряничную только для приманки построила. И когда дети попадались на ее приманку, старуха их убивала, варила и ела. Глаза у старухи были красные, видела она ими плохо, зато чуяла человека издалека, точно зверь. Едва Гензель и Гретель подошли к ее избушке, она обрадовалась и стала посмеиваться:

— А, попались, голубчики, теперь не уйдете!

На другой день она встала рано, когда дети еще сладко спали, увидела раскрасневшиеся их личйки и проворчала:

— Славный будет для меня кусочек!

Потом взяла колдунья Гензеля своими костлявыми руками, отнесла его в стойло и заперла решетчатой загородкой. Если бы Гензель там стал кричать и звать на помощь, его все равно никто бы не услышал. Разбудила старуха и маленькую Гретель и закричала на нее:

— Эй, ты, лентяйка, вставай скорее! Неси воды да готовь своему брату обед получше. Надо его хорошенько откормить. Я его уже посадила в стойло: как станет он потолще — я им и пообедаю.

Горько-горько заплакала бедная Гретель, но не посмела ослушаться, пошла делать, что приказывала ей злая старуха.

С той поры Гензеля стали кормить хорошим обедом, а сестренка его подбирала только объедки. Старуха ходила к стойлу каждый день и спрашивала:

— Ну-ка, Гензель, протяни мне скорее палец, я его ощупаю — много ли в тебе прибавилось жиру.

Гензель протягивал из-за решетки сухонькую косточку, а старуха сослепу думала, что это взаправду палец Гензеля, и дивилась, отчего мальчик не толстеет. Так прошел целый месяц, а Гензель все не толстел. Наконец надоело старухе ждать, и она сказала Гретель:

— Эй, Гретель! Тащи скорее воды: завтра я зарежу Гензеля и сварю его, хоть он не откормился.

Горько заплакала бедная Гретель, а все же пришлось ей натаскать воды для старухи. Тогда взмолилась она Богу:

— Помоги нам, Господи Милостивый! Лучше бы на нас обоих напали в лесу дикие звери, тогда бы умерли мы оба!

А старуха на нее прикрикнула:

— Замолчишь ли ты, бестолковая? Все равно никто тебе не поможет!

На другой день рано повесила девочка над очагом котел и развела под ним огонь. А старуха говорит:

— Тесто я уже вымесила да и печку затопила: сначала будем хлебы печь.

Сказала она это и толкнула бедную девочку к большой печи. А из печи огонь так наружу и вырывается.

— Ну, полезай в печь! — закричала колдунья. — Посмотри, довольно ли в ней жару, не пора ли сажать хлебы.

Гретель хотела заглянуть в печь, а старуха задумала ее закрыть заслонкой, чтобы девочка в печке зажарилась. Но Гретель догадалась, что задумала колдунья, и сказала:

— Я ведь, бабушка, не знаю, как в печь влезают.

— Вот дура-то! — закричала колдунья. — Да разве здесь мало места? Сюда и я бы влезть могла!

И она просунула в печь голову.

Тогда Гретель изловчилась, толкнула старуху, да так сильно, что та разом вскочила в печку. Гретель ее захлопнула заслонкой, а сверху еще задвинула засовом. Ведьма принялась в печке страшно выть, а Гретель поскорее убежала и дала сгореть злой колдунье.

От печки Гретель побежала к стойлу, отперла его, выпустила Гензеля и весело закричала:

— Слушай, Гензель! Мы избавились от старухи! Нет уж ее больше в живых!

И Гензель вылетел из своего стойла, точно легкая птичка из клетки, и обнимался с сестрицей, и прыгал от радости. А потом они отправились в старухину избушку: теперь уж им некого было бояться. В избушке везде стояли сундуки с жемчугом и камнями самоцветными.

— Что, Гретель, — сказал Гензель, — эти- то будут, пожалуй, получше голышей?

И он набил полные карманы самоцветными камешками, а Гретель насыпала их полный передник.

— Ну а теперь и в дорогу, — сказал Гензель.

Вот они и пошли. Шли они час, шли два, пришли к большому озеру.

— Как же мы на другую сторону переправимся? — говорит Гензель. — Нет тут ни моста, ни дощечки.

— Нет и лодочки, — подхватила Гретель, — а только посмотри, вон там, далеко, плавает белая уточка. Давай-ка попросим, чтобы она нас перевезла. — И закричала Гретель уточке:

Утя наша, уточка!

Нет нигде дороги нам,

Ни дощечки, ни жердинки,

Отвези ты нас на спинке!

Послушалась уточка, подплыла к берегу и дала Гензелю сесть к себе на спинку. Стал Гензель кликать Гретель, чтобы села она рядом с ним, но Гретель сказала:

— Нет, тяжело уточке везти нас обоих сразу, пусть перевезет поодиночке.

Уточка их и перевезла по очереди. Переправились дети на другой берег и вдруг стали примечать, что в лесу пошла дорога знакомая. Так и пришли они к своей избушке, а когда ее издали увидели, пустились вперед, бегом. Вбежали дети в избушку и бросились к отцу. Бедный дровосек все время горевал о своих покинутых детях. А мачеха за это время успела умереть.

Гензель и Гретель вытрясли на пол свои карманы и передник. Тут жемчуг с камнями самоцветными по всей избушке рассыпались. И стал с тех пор дровосек с детьми жить да поживать да добра наживать: теперь уж им нечего было бояться голода.

Драгунский Виктор Юзефович

Еще когда я был маленький, мне подарили трехколесный велосипед. И я на нем выучился ездить. Сразу сел и поехал, нисколько не боясь, как будто я всю жизнь ездил на велосипедах.

Мама сказала:

Смотри, какой он способный к спорту.

А папа сказал:

Сидит довольно обезьяновато…

А я здорово научился ездить и довольно скоро стал делать на велосипеде разные штуки, как веселые артисты в цирке. Например, я ездил задом наперед или лежа на седле и вертя педали какой угодно рукой - хочешь правой, хочешь левой; ездил боком, растопыря ноги; ездил, сидя на руле, а то зажмурясь и без рук; ездил со стаканом воды в руке. Словом, наловчился по-всякому.

А потом дядя Женя отвернул у моего велосипеда одно колесо, и он стал двухколесным, и я опять очень быстро все заучил. И ребята во дворе стали меня называть «чемпионом мира и его окрестностей».

И так я катался на своем велосипеде до тех пор, пока колени у меня не стали во время езды подниматься выше руля. Тогда я догадался, что я уже вырос из этого велосипеда, и стал думать, когда же папа купит мне настоящую машину «Школьник».

И вот однажды к нам во двор въезжает велосипед. И дяденька, который на нем сидит, не крутит ногами, а велосипед трещит себе под ним, как стрекоза, и едет сам. Я ужасно удивился. Я никогда не видел, чтобы велосипед ехал сам. Мотоцикл - это другое дело, автомобиль - тоже, ракета - ясно, а велосипед? Сам?

Я просто глазам своим не поверил.

А этот дяденька, что на велосипеде, подъехал к Мишкиному парадному и остановился. И он оказался совсем не дяденькой, а молодым парнем. Потом он поставил велосипед около трубы и ушел. А я остался тут же с разинутым ртом. Вдруг выходит Мишка.

Он говорит:

Ну? Чего уставился?

Я говорю:

Сам едет, понял?

Мишка говорит:

Это нашего племянника Федьки машина. Велосипед с мотором. Федька к нам приехал по делу - чай пить.

Я спрашиваю:

А трудно такой машиной управлять?

Ерунда на постном масле, - говорит Мишка. - Она заводится с пол-оборота. Один раз нажмешь на педаль, и готово - можешь ехать. А бензину в ней на сто километров. А скорость двадцать километров за полчаса.

Ого! Вот это да! - говорю я. - Вот это машина! На такой покататься бы!

Тут Мишка покачал головой:

Влетит. Федька убьет. Голову оторвет!

Да. Опасно, - говорю я.

Но Мишка огляделся по сторонам и вдруг заявляет:

Во дворе никого нет, а ты все-таки «чемпион мира». Садись! Я помогу разогнать машину, а ты один разок толкни педаль, и все пойдет как по маслу. Объедешь вокруг садика два-три круга, и мы тихонечко поставим машину на место. Федька у нас чай подолгу пьет. По три стакана дует. Давай!

Давай! - сказал я.

И Мишка стал держать велосипед, а я на него взгромоздился. Одна нога действительно доставала самым носком до края педали, зато другая висела в воздухе, как макаронина. Я этой макарониной отпихнулся от трубы, а Мишка побежал рядом и кричит:

Жми педаль, жми давай!

Я постарался, съехал чуть набок с седла да как нажму на педаль. Мишка чем-то щелкнул на руле… И вдруг машина затрещала, и я поехал!

Я поехал! Сам! На педали не жму - не достаю, а только еду, соблюдаю равновесие!

Это было чудесно! Ветерок засвистел у меня в ушах, все вокруг понеслось быстро-быстро по кругу: столбик, ворота, скамеечка, грибы от дождя, песочник, качели, домоуправление, и опять столбик, ворота, скамеечка, грибы от дождя, песочник, качели, домоуправление, и опять столбик, и все сначала, и я ехал, вцепившись в руль, а Мишка все бежал за мной, но на третьем круге он крикнул:

Я устал! - и прислонился к столбику.

А я поехал один, и мне было очень весело, и я все ездил и воображал, что участвую в мотогонках по отвесной стене. Я видел, в парке культуры так мчалась отважная артистка…

И столбик, и Мишка, и качели, и домоуправление - все мелькало передо мной довольно долго, и все было очень хорошо, только ногу, которая висела, как макаронина, стали немножко колоть мурашки… И еще мне вдруг стало как-то не по себе, и ладони сразу стали мокрыми, и очень захотелось остановиться.

Я доехал до Мишки и крикнул:

Хватит! Останавливай!

Мишка побежал за мной и кричит:

Что? Говори громче!

Ты что, оглох, что ли?

Но Мишка уже отстал. Тогда я проехал еще круг и закричал:

Останови машину, Мишка!

Тогда он схватился за руль, машину качнуло, он упал, а я опять поехал дальше. Гляжу, он снова встречает меня у столбика и орет:

Тормоз! Тормоз!

Я промчался мимо него и стал искать этот тормоз. Но ведь я же не знал, где он! Я стал крутить разные винтики и что-то нажимать на руле. Куда там! Никакого толку. Машина трещит себе как ни в чем не бывало, а у меня в макаронную ногу уже тысячи иголок впиваются!

Мишка, а где этот тормоз?

Я забыл!

Ты вспомни!

Ладно, вспомню, ты пока покрутись еще немножко!

Ты скорей вспоминай, Мишка! - опять кричу я.

Не могу вспомнить! Ты лучше попробуй спрыгни!

Меня тошнит!

Если бы я знал, что так получится, ни за что бы не стал кататься, лучше пешком ходить, честное слово!

А тут опять впереди Мишка кричит:

Надо достать матрац, на котором спят! Чтоб ты в него врезался и остановился! Ты на чем спишь?

На раскладушке!

Тогда езди, пока бензин не кончится!

Я чуть не переехал его за это. «Пока бензин не кончится»… Это, может быть, еще две недели так носиться вокруг садика, а у нас на вторник билеты в кукольный театр. И ногу колет! Я кричу этому дуралею:

Сбегай за вашим Федькой!

Он чай пьет! - кричит Мишка.

Потом допьет! - ору я.

А он не дослышал и соглашается со мной:

Убьет! Обязательно убьет!

И опять все завертелось передо мной: столбик, ворота, скамеечка, качели, домоуправление. Потом наоборот: домоуправление, качели, скамеечка, столбик, а потом пошло вперемешку: домик, столбоуправление, грибеечка… И я понял, что дело плохо.

Но в это время кто-то сильно схватил машину, она перестала трещать, и меня довольно крепко хлопнули по затылку. Я сообразил, что это Мишкин Федька наконец почайпил. И я тут же кинулся бежать, но не смог, потому что макаронная нога вонзилась в меня, как кинжал. Но я все-таки не растерялся и ускакал от Федьки на одной ноге.

И он не стал догонять меня.

А я на него не рассердился за подзатыльник. Потому что без него я, наверно, кружил бы по двору до сих пор.

Главный герой рассказа «Мотогонки по отвесной стене» из сборника В.Драгунского «Денискины рассказы» Денис Кораблев, с детства любит езду на велосипеде. Он умеет ездить на нем очень ловко, показывая чудеса акробатики. За это ребята называют его «чемпионом мира и окрестностей».

Однажды во двор, где жил Денис, въехал человек на необычном велосипеде, который громко тарахтел. Денис знал, что такое мотоцикл, но это явно был обычный велосипед с педалями, только почему-то он был с мотором. Человек оставил велосипед возле трубы и вошел в дом, а Дениска стал любоваться необычной техникой.

К нему подошел его друг, Мишка и сказал, что это к ним приехал племянник Федька, пить чай. Денис тут же захотел покататься на такой замечательной машине, но Мишка сказал, что за такое от Федьки может крепко влететь.

Но тут Мишка вспомнил, что Дениса называют чемпионом, и стал его подговаривать сесть на необычный велосипед. Долго уговаривать не пришлось, и Денис с трудом забрался на высокое седло. Ноги его еле доставали до педалей. Мишка разогнал двухколесное чудо и чем-то щелкнул на руле. Мотор затарахтел, и велосипед поехал сам.

Поначалу Денису нравилось ехать на чудо-машине. Он стал нарезать по двору круги и воображал себя гонщиком, который едет по вертикальной стене. Но на третьем круге у него занемела одна нога, и стало подташнивать. Но как остановить тарахтящий агрегат, он не знал. Мишка сначала кричал ему про тормоз, но на вопрос, где этот тормоз находится, сообщил, что не помнит. Потом Мишка сказал высказывать разные несерьезные идеи о том, как остановиться. Сначала он предлагал ездить, пока не бензин не закончится. Потом ему пришла в голову идея раздобыть матрас и врезаться в него. А Денису тем временем становилось все хуже.

Неожиданно кто-то крепко схватил велосипед и остановил его. Это был Федька. Денис спрыгнул с велосипеда и кое-как, на одной ноге упрыгал от рассерженного владельца велосипеда подальше.

Таково краткое содержание рассказа.

Главная мысль рассказа «Мотогонки по отвесной стене» заключается в том, что необходимо просчитывать последствия тех действий, которые планируешь совершить. Мишка знал, как завести мотор велосипеда, но не знал, как его останавливать. А Денис вообще не имел понятия, как управляться с такой машиной. Тем не менее, оба, не задумываясь, решили устроить мотогонки. Рассказ учит быть осторожным и осмотрительным при использовании незнакомой техники.

Какие пословицы подходят к рассказу «Мотогонки по отвесной стене»?

Не зная броду, не суйся в воду.
Осторожность делу не помеха.

Еще когда я был маленький, мне подарили трехколесный велосипед. И я на нем выучился ездить. Сразу сел и поехал, нисколько не боясь, как будто я всю жизнь ездил на велосипедах.

Мама сказала:

– Смотри, какой он способный к спорту.

А папа сказал:

– Сидит довольно обезьяновато…

А я здорово научился ездить и довольно скоро стал делать на велосипеде разные штуки, как веселые артисты в цирке. Например, я ездил задом наперед или лежа на седле и вертя педали какой угодно рукой – хочешь правой, хочешь левой;

ездил боком, растопыря ноги;

ездил, сидя на руле, а то зажмурясь и без рук;

ездил со стаканом воды в руке. Словом, наловчился по-всякому.

А потом дядя Женя отвернул у моего велосипеда одно колесо, и он стал двухколесным, и я опять очень быстро все заучил. И ребята во дворе стали меня называть «чемпионом мира и его окрестностей».

И так я катался на своем велосипеде до тех пор, пока колени у меня не стали во время езды подниматься выше руля. Тогда я догадался, что я уже вырос из этого велосипеда, и стал думать, когда же папа купит мне настоящую машину «Школьник».

И вот однажды к нам во двор въезжает велосипед. И дяденька, который на нем сидит, не крутит ногами, а велосипед трещит себе под ним, как стрекоза, и едет сам. Я ужасно удивился. Я никогда не видел, чтобы велосипед ехал сам. Мотоцикл – это другое дело, автомобиль – тоже, ракета – ясно, а велосипед? Сам?

Я просто глазам своим не поверил.

А этот дяденька, что на велосипеде, подъехал к Мишкиному парадному и остановился. И он оказался совсем не дяденькой, а молодым парнем. Потом он поставил велосипед около трубы и ушел. А я остался тут же с разинутым ртом. Вдруг выходит Мишка.

Он говорит:

– Ну? Чего уставился?

Я говорю:

– Сам едет, понял?

Мишка говорит:

– Это нашего племянника Федьки машина. Велосипед с мотором. Федька к нам приехал по делу – чай пить.

Я спрашиваю:

– А трудно такой машиной управлять?

– Ерунда на постном масле, – говорит Мишка. – Она заводится с пол-оборота. Один раз нажмешь на педаль, и готово – можешь ехать. А бензину в ней на сто километров. А скорость двадцать километров за полчаса.

– Ого! Вот это да! – говорю я. – Вот это машина! На такой покататься бы!

Тут Мишка покачал головой:

– Влетит. Федька убьет. Голову оторвет!

– Да. Опасно, – говорю я.

Но Мишка огляделся по сторонам и вдруг заявляет:

– Во дворе никого нет, а ты все-таки «чемпион мира». Садись! Я помогу разогнать машину, а ты один разок толкни педаль, и все пойдет как по маслу. Объедешь вокруг садика два-три круга, и мы тихонечко поставим машину на место. Федька у нас чай подолгу пьет. По три стакана дует. Давай!

– Давай! – сказал я.

И Мишка стал держать велосипед, а я на него взгромоздился. Одна нога действительно доставала самым носком до края педали, зато другая висела в воздухе, как макаронина. Я этой макарониной отпихнулся от трубы, а Мишка побежал рядом и кричит:

– Жми педаль, жми давай!

Я постарался, съехал чуть набок с седла да как нажму на педаль. Мишка чем-то щелкнул на руле… И вдруг машина затрещала, и я поехал!

Я поехал! Сам! На педали не жму – не достаю, а только еду, соблюдаю равновесие!

Это было чудесно! Ветерок засвистел у меня в ушах, все вокруг понеслось быстро-быстро по кругу: столбик, ворота, скамеечка, грибы от дождя, песочник, качели, домоуправление, и опять столбик, ворота, скамеечка, грибы от дождя, песочник, качели, домоуправление, и опять столбик, и все сначала, и я ехал, вцепившись в руль, а Мишка все бежал за мной, но на третьем круге он крикнул:

– Я устал! – и прислонился к столбику.

А я поехал один, и мне было очень весело, и я все ездил и воображал, что участвую в мотогонках по отвесной стене. Я видел, в парке культуры так мчалась отважная артистка…

И столбик, и Мишка, и качели, и домоуправление – все мелькало передо мной довольно долго, и все было очень хорошо, только ногу, которая висела, как макаронина, стали немножко колоть мурашки… И еще мне вдруг стало как-то не по себе, и ладони сразу стали мокрыми, и очень захотелось остановиться.

Я доехал до Мишки и крикнул:

– Хватит! Останавливай!

Мишка побежал за мной и кричит:

– Что? Говори громче!

– Ты что, оглох, что ли?

Но Мишка уже отстал. Тогда я проехал еще круг и закричал:

– Останови машину, Мишка!

Тогда он схватился за руль, машину качнуло, он упал, а я опять поехал дальше. Гляжу, он снова встречает меня у столбика и орет:

– Тормоз! Тормоз!

Я промчался мимо него и стал искать этот тормоз. Но ведь я же не знал, где он! Я стал крутить разные винтики и что-то нажимать на руле. Куда там! Никакого толку. Машина трещит себе как ни в чем не бывало, а у меня в макаронную ногу уже тысячи иголок впиваются!

– Мишка, а где этот тормоз?

– Я забыл!

– Ты вспомни!

– Ладно, вспомню, ты пока покрутись еще немножко!

– Ты скорей вспоминай, Мишка! – опять кричу я.

– Не могу вспомнить! Ты лучше попробуй спрыгни!

– Меня тошнит!

Если бы я знал, что так получится, ни за что бы не стал кататься, лучше пешком ходить, честное слово!

А тут опять впереди Мишка кричит:

– Надо достать матрац, на котором спят! Чтоб ты в него врезался и остановился! Ты на чем спишь?

– На раскладушке!

– Тогда езди, пока бензин не кончится!

Я чуть не переехал его за это. «Пока бензин не кончится»… Это, может быть, еще две недели так носиться вокруг садика, а у нас на вторник билеты в кукольный театр. И ногу колет! Я кричу этому дуралею:

– Сбегай за вашим Федькой!

– Он чай пьет! – кричит Мишка.

– Потом допьет! – ору я.

А он не дослышал и соглашается со мной:

– Убьет! Обязательно убьет!

И опять все завертелось передо мной: столбик, ворота, скамеечка, качели, домоуправление. Потом наоборот: домоуправление, качели, скамеечка, столбик, а потом пошло вперемешку: домик, столбоуправление, грибеечка… И я понял, что дело плохо.

Но в это время кто-то сильно схватил машину, она перестала трещать, и меня довольно крепко хлопнули по затылку. Я сообразил, что это Мишкин Федька наконец почайпил. И я тут же кинулся бежать, но не смог, потому что макаронная нога вонзилась в меня, как кинжал. Но я все-таки не растерялся и ускакал от Федьки на одной ноге.

И он не стал догонять меня.

А я на него не рассердился за подзатыльник. Потому что без него я, наверно, кружил бы по двору до сих пор.

Стены во сне обычно означают препятствия и неудачи. Иногда стены указывают на то, что у вас есть надежная защита.

Разрушение стен во сне предсказывает несчастье.

Трещины на стене - предвестье того, что ваше благополучие будет нарушено из-за какого-то надвигающегося трагического события или полного упадка в делах.

Смотрите толкование: трещина.

Если во сне оказалась стена на вашем пути и вы не можете обойти ее или перелезть через нее, то ваш план не осуществится.

Если во сне вы смогли преодолеть ее - перепрыгнуть, перелезть, проделать в ней ход и т. п., - то вас ждет успех в трудном деле.

Разрушить стену, загораживающую вам дорогу во сне, - хороший знак, указывающий, что никакие преграды вас не смогут удержать, если вы захотите добиться своего.

Но если вы разрушаете стены, не имея причин для этого, то своими необдуманными поступками вы можете разрушить свое благополучие и лишиться доверия и поддержки могущественных покровителей.

Строить стены во сне означает, что вы сможете обеспечить себе надежные тылы.

Скрываться за какой-то стеной во сне означает, что вам грозит опасность разоблачения, позор и унижения, от которых вас сможет спасти только помощь верных друзей или партнеров.

Если во сне вы увидите себя, окруженным стенами со всех сторон, хотите выбраться из этого места, но не можете, то вам предстоит перенести тяжелую болезнь.

Рассматривать стены своего дома и находить их добротными и прочными означает, что в кругу своей семьи вы будете чувствовать себя в полной безопасности.

Идти вдоль длинной каменной стены во сне - знак провала планов и крушения надежд.

Влезть на стену во сне означает, что вы сможете преодолеть трудные препятствия и заслужите уважение окружающих.

Падающая стена во сне предвещает большие несчастья и предсказывает, что скоро удача отвернется от вас.

Полые или трухлявые стены во сне указывают на непрочность вашего положения, которое может измениться в любой момент.

Часто такой сон предвещает, что фортуна может повернутся к вам спиной, а человек, на которого вы надеялись, - подвести вас.

Подпишись на канал Сонник!

Сонник - Стена

Если во сне ваш путь преградила стена, то вы можете потерять даже то, чего уже добились. Но если вы перепрыгнули через стену – запросто преодолеете препятствия и осуществите свои желания.

Проломили брешь в стене – достигнете цели, если проявите стойкость и твердость намерений.

Разрушили стену – одолеете своих врагов.

Строили стену – тщательно спланируете путь к успеху, чтобы устранить все возможные помехи.

Если молодая женщина видит во сне, что она поднимается на вершину стены, то ее счастье будет надежным.

Спряталась за стену – будет стыдиться своей любви.

Прохаживалась вдоль стены – еще более тщательно будет следить за своей внешностью и станет очень привлекательной.

Д. Лофф писал: «В психоанализе стены, как правило, считаются символом мужской личности с упором на силу. Такой ход мысли, кажется, рождается от впечатления, возникающего у маленького ребенка, о господствующей мужской силе дома (который является „крепостью”, окруженной стенами, и в которой господствует патриарх)».