Упражнения. Питание. Диеты. Тренировки. Спорт

Диска гонках на колесницах и. Ипподром: Ипподромы, обагренные кровью

В небольшой лощине между Авентинским и Палатинским холмами расположился грандиозный Циркус Максимус - Большой Цирк, вмещающий треть почти миллионного населения Рима. Здесь устраиваются спектакли скорости, опасности и смерти, здесь римляне собираются, чтобы увидеть чудеса ловкости и отваги, здесь проходят гонки на колесницах, популярная в народе забава, конкурирующая и даже затмевающая гладиаторские бои и травлю диких зверей .
В праздничный день сатурналия, после завершения обряда жертвоприношения перед храмом Сатурна у подножия Капитолийского холма, огромные толпы плебеев устремились к Большому Цирку, заполнив все улицы и переулки; люди толкались, пихались и протискивались, чтобы заполнить гигантскую арену Циркус Максимус, величайшего сооружения Рима.

Весь свободный Рим собрался здесь. Первые каменные ряды, отделанные мрамором, заняли сенаторы, жрецы, авгуры, магистраты и другие важные чиновники. Девы-весталки расположились на специальном почетном месте напротив императорской ложи. Над первыми рядами теснились состоятельные граждане, занимающие высокое положение в обществе. Обеспеченные люди покупали места под навесом, в тени, откуда лучше будет видна гонка. Над ними, полностью заполняя деревянные сидения до самого верха, расположилась толпа бедноты, составляющая большую часть населения императорского города. Циркус Максимус с его разнообразными зрелищами предназначен для бесплатного развлечения плебса. Мужчины допускаются только в тогах – символе гражданства, поэтому рабам вход заказан. Легко возбудимые, шумные, с почти звериными инстинктами и страстями, не сдерживаемыми ни образованием, ни хорошими манерами, ни воспитанием, беднота беспорядочно теснится вместе – мужчины, женщины и дети, ругающиеся, кричащие, потеющие, в оглушающем нарастающем шуме под безоблачным римским небом.

Четыре яруса зрительских рядов охватывают скаковой круг длиной в 2600 локтей (около полутора километров). Посреди арены находится spina - трехсотметровая разделительная полоса из алтарей, статуй, скульптурных групп и обелисков, которая символизирует сломанный хребет врагов Империи. В центре spina возвышается 24-метровый обелиск Рамсеса II, величайшего египетского фараона. Теперь этот символ царского могущества принадлежит Риму.

Звуки приближающегося оркестра возвещают появление правящего консула-распорядителя на колеснице в сопровождении впечатляющей свиты из жрецов, ликторов, легионеров, всадников и слуг, за которыми следуют лицедеи, певцы и курители фимиама, несущие золотые и серебряные кадильницы. Затем следуют колесницы, запряженные лошадьми, слонами и мулами, на которых везут изваяния богов и богинь. Торжественную процессию приветствует гром аплодисментов. Появление императора в его величественной ложе под звуки флейт и труб служит сигналом к новым восторженным крикам и рукоплесканиям.

По рукам возбужденных зрителей пошли глиняные таблицы заездов и папирусы, рекламирующие лошадей и их возниц с предложением делать ставки на большие деньги. Ставки стали делать все, даже женщины, закладывая все, что только можно: экипажи, скот, рабов, домашнюю утварь, драгоценности.
- Я знаком с владельцем квадриги, - прошептал на ухо патриций своему соседу. - Эту упряжку он держал в запасе, и она была его «темной лошадкой». Парень сказал, что лучших лошадей у него никогда не было. Он сам намерен поставить шесть к одному, так же как и я.

Четыре команды готовились соревноваться за благосклонность толпы – «красные», «зеленые», «белые» и «синие», названные так по цвету одежд возниц, стоящих на хрупких двухколесных колесницах, запряженных четверками породистых лошадей. Владельцы колесниц, очень состоятельные римляне, объединились в 4 гоночных клуба: «красные» посвятили себя Марсу и лету, «белые» - Зефиру и зиме, «зеленые» - Матери Земле и весне, «синие» - морю и небесам, или осени. На трибунах разгорались страсти вокруг этих цветов, разрушая дружбу и разделяя семьи.
- Ставим на «синих», это чистый верняк, - громко провозгласил толстый торговец вином своей тщедушной супруге, на что с удивлением услышал в ответ. - Не нравятся мне твои «синие». Мне больше по душе «белые», у них такая красивая раскраска колесницы и романтичные имена лошадей.
- Какой же идиот ставит на колесницу только потому, что она ярко размалевана, - ядовито поинтересовался красный и потный торговец. Но его жена осталась непоколебимой. Видимо, она решила продемонстрировать, что способна мыслить самостоятельно, тем более что «белые» имели неплохие шансы на победу. Остальные колесницы в первом забеге были явно слабее, и ставки на них принимались шестнадцать к одному.

И вот сам император бросил белый платок mappa, распахнулись стартовые ворота - «карцеры», четыре квадриги рванулись вперед, начав первый заезд missus под бешеные крики обезумевших римлян, забивших стадион до отказа.


Колесничие безжалостно нахлестывали лошадей, и те как птицы неслись по дорожке. «Синий» сразу вырвался вперед и к концу первого круга был уже бесспорным лидером. На третьем круге колесницы «красного» и «зеленого» сцепились колесами и, столкнувшись, развалились. Их возницы оказывались в трудном положении: они не могли быстро освободиться от обмотанных вокруг тел поводьев, и лошади волокли их по дорожке. Выскочили служители стадиона, чтобы помочь незадачливым возничим и освободить дорожку от обломков колесниц до того, как оставшиеся две квадриги зайдут на очередной круг.

К концу четвертого круга «синий» заметно увеличил отрыв от «белого», сражающегося за второе место. «Белый», на которого ставила жена виноторговца, ничего особенного не показывал. Многие вскочили на ноги, присоединяя свои голоса к всеобщему воплю в поддержку фаворита. Когда «синий» вылетел на финишную прямую последнего пятого круга, у колесницы отлетело колесо, завалившаяся набок повозка начала бороздить дорожку, а ее колесничий, как спелая груша, полетел на землю. Возница шедшей с большим отставанием «белой» команды, притормозив, объехал неудачника, и легкой рысью затрусил к победе. Над стадионом пронесся стон.

Что касается жены виноторговца, то та, вскочив на ноги, принялась размахивать руками и радостно вопить. Толпа начала недовольно ворчать, и существенный вклад в это ворчание внес сам виноторговец.
- Как, спрашивается, порядочный человек может играть на бегах, если уже в первом заезде у фаворита отлетает колесо?! - проорал он и, вскочив на ноги, принялся выкрикивать оскорбления в адрес колесничего, которого уносили на носилках.
- Прихлебатель варваров!!! - кричал виноторговец. - Какой осел тебе сказал, что ты способен править колесницей?!
На дорожку вышел владелец «синей» колесницы, дабы лично проследить, как идет уборка того, что осталось от его движимого имущества.
- Подойди ко мне, и от тебя тоже останутся одни обломки! - вопил виноторговец.
- Обманщик! Грязная собака! - орал, размахивая винным кувшином, сидевший за его спиной оружейник. Он рвался на арену, и соседям по трибуне с большим трудом удавалось сдерживать неистового воителя.

Забеги колесниц следовали непрерывной чередой, солнце палило нещадно, на стадионе стояла жарища, как в преисподней. Недовольство зрителей продолжало нарастать. Для успокоения возбужденной толпы нужен был триумф признанного фаворита, а не сомнительные победы сгребающих все призы аутсайдеров. Громче остальных орал, заводя толпу, сидевший за спиной виноторговца оружейник. Многие кивали в такт его воплям, когда он поносил владельцев колесниц, обвиняя их в сговоре с целью ограбить честных граждан.

Виноторговец с облегчением отметил про себя, что в очередном заезде участвует бесспорный фаворит - колесница «красных», управляемая легендарным Скорпусом, который побеждал в двух тысячах заездов. Выиграть много в случае его победы было маловероятно, но любой, даже самый небольшой выигрыш позволил бы виноторговцу снова обрести веру в себя. В победе Скорпуса сомнений не было, и толстяк поставил на «красного» двадцать золотых ауреусов, которые в случае выигрыша принесли бы ему десять звонких монет.
Жена виноторговца рискнула сделать ставку на «зеленого» - расползающуюся от древности колесницу с четверкой жалких кляч и возничим, выигравшим свою последнюю гонку еще во времена Республики. Эта квадрига служила всеобщим посмешищем, букмекеры давали за ее победу шестнадцать к одному, но даже и при таком соотношении на нее никто, кроме давно увядшей римлянки, не ставил.

Распорядитель взмахнул флажком, стартовые ворота распахнулись и четыре разноцветные колесницы рванули к заветной победе. Квадриги обгоняли и подрезали друг друга, пытаясь вынудить соперника врезаться в разделительный барьер spina. Самые захватывающие столкновения колесниц происходили у поворотных столбов meta, где возницы проявляли чудеса ловкости и выдержки. Чтобы не зацепиться за столб и не опрокинуться вместе с колесницей при крутом повороте, лидирующий Скорпус стал описывать большую дугу. Но излишняя осторожность возницы возмутила публику: раздались свист, вопли и брань. Подстрекаемый обезумевшей толпой, стараясь не терять драгоценные секунды, «красный» резко сменил траекторию движения и неожиданно опрокинулся. На полном скаку в поверженную колесницу врезались «синий» и «белый», пытавшиеся вырваться вперед. Все трое возничих, включая прославленного Скорпуса, мгновенно оказались затоптаны насмерть, а лошади получали серьезные увечья. По притихшему стадиону прокатился шепот: «Naufragium, naufragium, кораблекрушение, кораблекрушение».

После того, как три колесницы сошли с дистанции, а «зеленый» спокойно приплелся к финишу первым в гордом одиночестве, виноторговец был не единственным, кто в ярости вскочив на сиденье, стал осыпать проклятиями организаторов бегов.
- Обман! Жульничество!!! - вопила толпа, разбавляя этими невинными словами более яркие выражения. В воздухе замелькали кулаки, а на беговую дорожку полетели подушки и скомканные програмки. Солдаты службы охраны, опасаясь погрома и мятежа, обратились лицами к зрителям и подняли короткие мечи. Напряжение нарастало. Среди публики находилось множество профессиональных игроков, капиталы которых утекали в сточную канаву по мере того, как заведомые аутсайдеры выигрывали забег за забегом. Зрители были на грани взрыва. Но устроители гонок отреагировали очень быстро: рев труб возвестил о перерыве.

Букмекер с печальным видом отсчитал жене виноторговца солидный выигрыш, хотя, по правде говоря, дела у него шли превосходно: когда фавориты проигрывают, большая часть денег остается у букмекеров на руках. Что касается публики, то та просто кипела от негодования, и лишь желание перекусить снижало напряжение.
Патриции разместились за столами под навесами, защищающими от палящего солнца, запивая обильные и разнообразные блюда старым, выдержанным фалернским вином янтарного цвета. Плебеи довольствовались хлебом и сыром, приобретенным у юрких мальчишек-разносчиков, снующих между рядами верхних ярусов. Простая и дешевая снедь потреблялась прямо на трибунах, запиваемая таким же дешевым разбавленным вином, а частенько и просто водой. Но и патриции, и плебеи громко и возбужденно обсуждали прошедшие заезды, неудачи фаворитов, гибель Скорпуса, а также шансы на победу команд в предстоящей групповой скачке из 12 колесниц. Каждая из четырех команд выставляла в заезде по три колесницы, причем гонщики одной команды действовали в групповом заезде сообща против колесниц враждебных команд.

По мере того, как приближалось начало командной гонки между лучшими квадригами, трибуны все громче и громче гудели от возбуждения. Когда на Циркус Максимус появились колесницы «белых», над стадионом прокатился громовой раскат приветствий Гаю Аппулею Диоклу, самому высокооплачиваемому колесничему Римской Империи. Квадриги «синих» встретили свистом и неодобрительными выкриками, ведь за весь беговой день они не смогли выиграть ни одного забега. Толпа снова взорвалась приветствиями при появлении колесниц «красных» и «зеленых».

Стартер взмахнул флажком, и квадриги рванулись с места. К тому моменту, когда экипажи достигли первого поворота, все зрители уже стояли на ногах. Состязание заставило забыть обо всем не только дурно воспитанную массу плебеев. Сенаторы, жрецы, высшие чиновники и прочая знать тоже не владели собой, забравшись на сиденья, вовсю размахивали руками, громко выкрикивали слова поддержки или брани.

После первого круга лидировала колесница «синих», которая сразу со старта вырвалась вперед, но на втором круге она сошла с дистанции после того, как головная лошадь захромала, повредив ногу. Зрителям было видно как колесничий «зеленых» разговаривал с лошадьми, убеждая их бежать быстрее. Возничий «красных», чтобы добавить скакунам резвости, пустил в ход хлыст. Этот менее гуманный, но более эффективный способ позволил ему уверенно выйти на второе место и повиснуть на хвосте у «белого». Квадрига, идущая третьей, сделала попытку восстановить утраченную позицию, но колесничий «красных» так ожег хлыстом физиономию соперника, что тот, потеряв управление, врезался в центральный барьер. Зрители взорвались восторженным ревом. На последний круг колесницы вышли плотной группой, почти без разрыва, экипажи шли с невиданной скоростью. Бешено вращающиеся колеса терлись друг о друга, высекая искры, а лошади, войдя в раж, не только неслись вперед, но и пытались укусить ближайшего соперника.

Стадион оглушительно ревел. Виноторговец, встав на скамью, выкрикивал что-то нечленораздельное, а по его могучей шее ручьями стекал пот. И в этот миг произошло то, о чем он так молил небеса. Лидирующие колесницы сцепились колесами и взлетели в воздух, чтобы, приземлившись, превратиться в гору дерева, металла, лошадей, людей. Шедшая следом квадрига не имела никаких шансов на спасение. Колесничий делал все, чтобы сдержать упряжку, но времени ему не хватило, и лучшая колесница «зеленых» взлетела в воздух, а затем рухнула на дорожку грудой обломков.
Колесница «белых» находилась сзади, и у ее возничего Диокла с избытком достало времени придержать лошадей и осторожненько объехать то, что осталось от лидеров. Когда квадрига Диокла первой пересекла линию финиша, над стадионом разнесся крик восторга, женщины визжали от радости, мужчины вторили им довольным ревом. Все были счастливы, как пьяные наемники, ведь наконец-то победу одержал заведомый фаворит.

Необычайный ажиотаж последнего заезда оставил зрителей без сил. Большая часть публики тихо сидела на своих местах, наблюдая за тем, как служители убирают с дорожки обломки, а лекари оказывают помощь колесничим. День подходил к концу. Но уже завтра жителей Рима вновь ожидало захватывающее зрелище стремительно несущихся, обгоняющих одна другую и сталкивающихся колесниц: прекрасные лошади, лихие возницы, смертельная опасность этих состязаний – этого будет достаточно, чтобы глядеть на арену, не отрывая глаз и затаив дыхание.

👁 Отель как всегда бронируем на букинге? На свете не только Букинг существует (🙈 за конский процент с отелей - платим мы!) я давно практикую Румгуру , реально выгодней 💰💰 Букинга.

👁 Знаешь ? 🐒 это эволюция городских экскурсий. Вип-гид - горожанин, покажет самые необычные места и расскажет городские легенды, пробовал, это огонь 🚀! Цены от 600 р. - точно порадуют 🤑

👁 Луший поисковик Рунета - Яндекс ❤ начал продавать авиа авиа-билеты! 🤷

· Гонки в Древнем Риме · Гонки в Византии · Литература ·

Римляне, вероятно, переняли гонки на колесницах от этрусков, которые сами позаимствовали их у греков. Было и непосредственное греческое влияние, после завоевания римлянами Греции в 146 году до нашей эры

В Риме колесничные гонки устраивались главным образом на гигантском ипподроме Циркус Максимус, который имел сидячие места для 150 000 зрителей и располагался в долине между холмами Палатин и Авентин. Возможно, Циркус Максимус ведёт свою историю ещё от этрусков, но около 50 года до нашей эры Юлий Цезарь перестроил его, увеличив до 600 метров в длину и 225 метров в ширину.

Римляне, по примеру греков, использовали систему стартовых ворот, называемых «карцеры» (латынь carcer - тюрьма, препятствие). Они, как и греческие «гисплексы», шли уступом, но располагались немного по-другому. Римский ипподром имел посередине барьер (spina ), разделяющий дорожки. Стартовые позиции находились на одной стороне, а не по всей ширине ипподрома, как у греков. Когда колесницы выстраивались в воротах, император (или иной устроитель гонок, если состязания проходили не в Риме) бросал платок (mappa ), давая старт заезду.

Во время гонки колесницы обгоняли и «подрезали» соперников, пытаясь вынудить их врезаться в разделительный барьер, spina . На барьере были установлены, по примеру греческих «орлов», бронзовые «яйца», которые сбрасывались в жёлоб с водой, идущий по верху барьера, обозначая количество оставшихся кругов. Барьер со временем становился все более помпезным, его украшали статуями и обелисками, так что зрители часто не могли разглядеть происходящее на противоположной стороне гоночной дорожки (считалось, что это только подстёгивает напряжение и интерес к гонке). По концам барьера стояли поворотные столбы (meta ), здесь случались захватывающие столкновения и крушения колесниц, как и на греческих гонках. Если возница или лошади получали увечья, то такая авария называлась naufragium (это слово означает также «кораблекрушение»).

Ежедневно устраивались десятки заездов, в некоторых случаях на протяжении сотен дней подряд. Сама гонка проходила так же, как и у греов, но заезд состоял из 7 кругов, в отличие от 12 кругов в греческих гонках. Затем заезды сократили до 5 кругов, чтобы за день можно было устроить ещё больше заездов.

Колесницы запрягались четверней («квадрига», quadriga ) или парой («бига», biga ), но более важными считались, конечно, гонки на четвернях. Иногда, если колесничий хотел продемонстрировать своё мастерство, он мог запрячь до 10 лошадей сразу, но пользы в этом не было никакой. Римские гонщики, в отличие от греческих, надевали шлемы и другое защитное оснащение. Они также как правило наматывали поводья себе на руки (вероятно, для лучшего контроля над лошадьми), а греки держали поводья в руках. Из-за этого римские возницы оказывались в трудном положении при крушении колесницы: они не могли быстро освободиться от поводьев, и лошади волокли их по дорожке. Поэтому они имели при себе ножи для перерезания поводьев. Воспроизведение римской колесничной гонки можно увидеть в знаменитом фильме «Бен-Гур» (1959).

Ещё одно важное отличие заключалось в том, что победителем гонки считался сам колесничий, auriga , не смотря на то, что как правило он так же являлся рабом, как и в Древней Греции. Победитель получал лавровый венок и немного денег. Если раб часто выигрывал гонки, он мог выкупить свою свободу. Обычно продолжительность жизни колесничего была невысока, а гонщик, сумевший выжить после многих проведённых гонок, становился знаменитым на всю Империю. Таким прославленным гонщиком был Скорпус, который выиграл свыше 2000 заездов и погиб в возрасте 27 лет в столкновении у поворотного столба. Знаменитостями становились и лошади, не смотря на то, что их жизнь тоже была недолгой. Римляне вели подробную статистику по именам, породам и родословным прославленных лошадей.

Места в Циркусе были бесплатными для бедноты, которой попросту нечем было заняться в Риме после падения Республики, ибо до политики и военных дел эти люди уже не допускались. Обеспеченные люди покупали места под навесом, в тени, откуда лучше была видна гонка. Они также делали ставки на исход заездов. Императорский дворец располагался неподалёку от ипподрома, и хозяин дворца часто посещал гонки. Для народа это была одна из немногих возможностей увидеть своего вождя. Юлий Цезарь часто приезжал на гонки лишь для того, чтобы показаться на публике, хотя к самим заездам оставался равнодушен и обычно брал с собой что нибудь почитать.

Нерон, напротив, был страстным поклонником колесничных гонок. Он сам умел править колесницей, и даже выиграл гонку на Олимпийских играх (которые проводились и в римскую эпоху). При Нероне начали формироваться крупнейшие гоночные клубы. Самыми важными были четыре команды: «Красные», «Синие», «Зеленые» и «Белые». Они существовали ещё до Нерона, в качестве друзей и покровителей отдельных конюшен, занимавшихся производством гоночных лошадей. Нерон подпитывал эти клубы денежными ассигнованиями, и они набрали такую силу, что их едва удавалось контролировать. Каждая команда могла выставить в одном заезде до трёх колесниц. Гонщики одной команды действовали в заезде сообща против колесниц враждебных команд, к примеру, «подрезая» их к барьеру и провоцируя крушение (такой приём разрешался правилами, на радость зрителям). Гонщики могли переходить из одной команды в другую, как и в современном профессиональном спорте.

По неодобрительному отзыву Тертуллиана («De spectaculis» 9.5), первоначально команд было две, «Белые» и «Красные», посвящённые зиме и лету следовательно. В начале третьего века нашей эры, когда он писал свои заметки, «Красные» посвящали себя Марсу, «Белые» - Зефиру, «Зеленые» - Матери Земле, или весне, и «Синие» - морю и небесам, или осени. Домициан создал две новые команды, «Пурпурные» и «Золотые». Однако, к концу третьего века сохранили силу только команды «Синих» и «Зелёных».

В Римской империи было множество гоночных ипподромов («циркусов»). Крупный ипподром, Циркус Максентиус, находился недалеко от Рима. Также большие ипподромы имели Александрия и Антиохия. Ирод Великий построил четыре ипподрома в Иудее. В четвёртом веке Константин Великий построил «циркус» в своей новой столице, Константинополе.

Колесничий Гай Аппулей Диокл считается самым высокооплачиваемым спортсменом в истории, за свою карьеру он заработал 35 863 120 сестерциев (эта сумма была выбита на памятнике Гаю Аппулею Диоклу, воздвигнутом болельщиками), что, согласно оценкам учёных, приблизительно эквивалентно современным 15 миллиардам долларов США.

Древние Олимпийские игры были жестокими соревнованиями, в которых атлеты проливали свою кровь и даже отдавали жизни ради славы и первенства, во избежание позора и поражения.

Участники игр соревновались обнаженными. Атлетов идеализировали не в последнюю очередь из-за их физического совершенства. Их превозносили за бесстрашие, выдержку и волю к борьбе, граничащие с самоубийством. В кровавых кулачных боях и гонках на колесницах немногие приходили к финишу.

Появление Олимпийских игр

Не секрет, что для древних олимпийцев главной была воля. В этих соревнованиях не было места вежливости, благородству, упражнениям в любительских видах спорта и современным олимпийским идеалам.

Первые олимпийцы сражались за награду . Официально победитель получал символический венок из оливы, но они возвращались домой героями и получали необычные подарки.

Они отчаянно сражались за что-то, чего не понять современным олимпийцам – за бессмертие .

В религии греков не было загробной жизни. Надеяться на продолжение жизни после смерти можно было лишь через славу и доблестные подвиги , увековечивание в скульптуре и песнях. Проигрыш означал полный крах.

В древних играх не было серебряных и бронзовых призеров , проигравшие не удостаивались никаких почестей, они отправлялись домой к своим разочарованным матерям, как пишет древнегреческий поэт .

От древних Олимпийских игр мало что осталось. Празднеств, потрясавших некогда эти места, уже не вернуть. Эти колонны когда-то поддерживали своды , в честь которого и устраивались игры . Ничем не примечательное сейчас поле было стадионом, на котором проходили соревнования, на нем собирались 45 тысяч греков.

Сохранился туннель, в котором раздавались шаги олимпийцев, выходивших на поле. С вершины трехгранной колонны на все это взирала крылатая , богиня победы, символ и дух Олимпийских игр.

Происхождение можно назвать доисторическим, люди жили здесь в каменных домах около 2800 года до н.э. Около 1000-го до н.э. Олимпия стала храмом , бога грома и молнии.

Как появились игры?

Из религиозных ритуалов. Первым соревнованием стал бег к алтарю Зевса ритуальное приношение энергии богу .

Первые зафиксированные игры состоялись в 776 до н.э. , они проводились каждые 4 года непрерывно в течение 12 веков.

Участвовать могли все граждане . Негреки, которых сами греки называли , не допускались к участию, женщины и рабы также не допускались.

Игры проходили в августе в полнолуние. Атлеты прибывали сюда за 30 дней до открытия, чтобы месяц тренироваться. За ними внимательно следили судьи, называвшиеся .

Тем, кто тщательно готовился к олимпиаде, не ленился и не совершал ничего предосудительного, элланодики говорили смело двигаться вперед . Но если кто-то не тренировался должным образом, ему следовало уйти.

В те времена на олимпиаду съезжался весь Древний мир , 100 тысяч человек разбивали лагеря в полях и оливковых рощах. Они прибывали сюда по суше и по морю: из , Африки, территории современной Франции и южного побережья современной России. Часто сюда приезжали люди из городов-государств, воевавших друг с другом: греки по природе своей были довольно склочными.

Игры имели огромное значение и пользовались уважением, а потому в честь Зевса подписывалось перемирие на священном диске , которое в течение трех месяцев защищало всех прибывших гостей. Возможно, благодаря тому, что оно подкреплялось , наводившими страх на всех, перемирие практически никогда не нарушалось: даже самые заклятые враги могли видеться и соревноваться на олимпиаде в мире.

Но в первый день олимпиада соревнований не было, это был день религиозного очищения и напутствий. Атлетов вели в – святилище и место собраний. Здесь же была статуя Зевса с молнией в руке.

Под суровым взором бога жрец приносил в жертву гениталии быка, после чего атлеты давали соломонову клятву Зевсу: соревноваться честно и соблюдать правила.

Все было серьезно. Наказание за нарушение правил было жестоким . Вдалеке атлеты видели статуи Зевса, называвшиеся заны, воздвигнутые на деньги, полученные в виде штрафов, уплаченных нарушителями правил соревнований.

Победу нужно было заслужить не деньгами, а быстротой ног и силой тела – гласили предписания олимпиады. Но венец победителя давался немалой кровью.

Кулачный бой

Древние греки восхищались красотой и силой спорта, но их влекли и дикость, и насилие: в этом они видели метафору жизни.

По-гречески соревнование звучит как «агон», от него происходит слово агония. Понятие борьбы – одно из центральных в греческой культуре . В контексте атлетики «агон» означал соревнование с болью, страданиями и жестокой конкуренцией.


Без сомнения, ни в одном виде спорта нет такой ожесточенной борьбы, как в боксе, берущем свое начало в

Кулачные бои вошли в программу игр в 688 году до н.э., за ней последовала борьба и еще более жестокий вид спорта – . Все они быстро стали любимыми видами спорта толпы, потому что риск увечий или даже смерти здесь был чрезвычайно высок , а жертвы должны были умилостивить Зевса, потому бои проводились в священной части Олимпии – перед 9-метровым алтарем Зевса, сделанном из пепла жертвенных животных.

Современные боксеры были бы в ужасе от правил соревнования, вернее, от их практического отсутствия: не было ограничений по весу, не было раундов, соперники боролись без перерыва, воды, тренера в углу ринга и перчаток – бойцы были предоставлены сами себе.

Они наматывали ремни из грубой кожи на кулаки и запястья , чтобы увеличить силу удара. Кожа врезалась в плоть врага. Удары часто приходились в голову, все было забрызгано кровью, они боролись без остановки , пока один из противников не падет.

Начиная со 146 года до н.э. хозяевами олимпиады стали римляне . При них соперники стали вставлять трехсантиметровые металлические шипы между ремнями – это скорее напоминало поединок на ножах, чем кулачный бой, некоторые практически сразу выбывали из соревнований, кто-то был очень успешен. Многих новичков эти перчатки из ремней полосовали , вернее, даже разрывали на куски.

Чтобы ужесточить бои, их проводили в августе после полудня под палящим средиземноморским солнцем. Таким образом, соперники боролись друг с другом с ослепляющим светом, обезвоживанием и зноем.


Сколько длились бои? Четыре часа и больше, пока один из атлетов не сдавался, для этого достаточно было поднять палец .

Но поражение было куда более унизительным, чем в наши дни: многие борцы предпочитали умереть, чем проиграть .

Спартанцы, фанатичные солдаты, были приучены никогда не сдаваться, поэтому не участвовали в кулачных боях, так как поражение было смертельным позором .

Борцами восхищались не только за удары, которые они могли нанести противнику, но и за боль, которую могли вынести. Они ценили с физической и с философской точки зрения способность выдерживать боль до такой степени, что вы будете получать удар за ударом под палящим солнцем, зноем, дыша пылью – в этом они видели добродетель .

Если дело шло к ничьей, или в поединке наступала мертвая точка, судьи могли объявиться кульминацию , когда бойцы должны были обмениваться открытыми ударами. Есть известная история о двух бойцах, дошедших до такого момента в матче – Кревг и Дамоксена . Каждый должен был нанести по удару противнику. Первым был Дамоксен, он применил прокалывающий удар каратэ, проткнул плоть соперника и вырвал его кишки. Кревг был посмертно объявлен победителем , потому что судьи заявили, что технически Дамоксен нанес ему не один удар, а пять, потому что он использовал пять пальцев, чтобы проткнуть тело врага в нескольких местах сразу.

У древних бойцов не было снаряжения для тренировок, но они не уступали в физической силе современным коллегам.

Панкратион — бои без правил

Борцовские поединки были практически смертельной битвой, но для дикости – ударов ниже пояса и запрещенных приемов – был свой спорт, панкратион .

Панкратион был весьма брутальным мероприятием, это было самое жестокое из всех древних соревнований . Про него говорят, что это смесь нечистого бокса с нечистой борьбой: разрешалось бить, толкать, душить, ломать кости – все, что угодно, никаких запретов.


Панкратион появился в 648 году до н.э. В нем было только два правила: нельзя кусаться и выкалывать глаза , но и эти запреты не всегда соблюдались. Соперники сражались полностью обнаженными, удары по гениталиям были запрещены, но даже это правило нередко нарушалось.

Техника была не важна в этих древних боях без правил, очень скоро они стали самым популярным мероприятием на олимпиаде .

Панкратион был олицетворением насилия в древнем спорте , это было самое захватывающее и популярное зрелище, и это дает нам некоторое представление о духе человечества в те времена.

Борьба — относительно цивилизованный вид боевого спорта

Борьба была единственным боевым спортом, которое можно назвать относительно цивилизованным по сегодняшним меркам , но и здесь правила не отличались строгостью. Проще говоря, в ход шло все: многое из того, что запрещено сегодня – удушающие захваты, переламывание костей, подножки – все считалось нормальной техникой.

Древние бойцы были прекрасно натренированы и обучены множеству приемов: броску через плечо, тискам и различным захватам. Состязания проводились в специальной неглубокой яме .

Было два вида соревнований: лежа на земле и стоя . Борцы сражались или стоя на ногах – в этом случае три любых падения означали поражение, или же соперники дрались в скользкой грязи, где им трудно было держаться на ногах. Поединок продолжался, как и в спортивной борьбе или панкратионе, пока один из участников не сдавался. Бои нередко были сродни пыткам .

В 7 веке до н. э. судьи осознали необходимость ввести запрет на переламывание пальцев , но его часто игнорировали. В 5 веке до н.э. Антикозий с одержал две победы подряд, переломав пальцы своим противникам.

Гонки на колесницах — самый опасный вид спорта

Но не только борцы рисковали своим телом и жизнью на древних Олимпийских играх.


Еще задолго до появления Олимпийских игр греки любили сочетать спорт с иногда даже смертельной опасностью. Прыжки на быке были популярным спортом на в 2000-х годах до н.э. Акробаты буквально брали мчащегося быка за рога, выполняя на его спине.

Самым опасным Олимпийским спортом были гонки на колесницах . Колесницы соревновались на ипподроме, на месте которого сейчас находится оливковая роща: ипподром размыло, когда около 600-го года н.э. река Алтея неожиданно изменила русло.

Гоночная полоса ипподрома была длиной около 135 метров, по ширине на ней умещалось 44 колесницы, каждая из которых была запряжена 4-мя лошадьми.

Десятки тысяч греков наблюдали за гонками, которые были настоящим испытанием на мастерство управления и стойкость нервов . 24 круга по 9 километров свободно вмещали 160 лошадей, бьющих копытом на старте.

Самым сложным на дистанции был разворот : колесницу нужно было развернуть на 180 градусов практически на месте, т.е. колесница вращалась вокруг своей оси. Именно в этот момент происходило большинство несчастных случаев: колесницы переворачивались, атлетов выбрасывало, а лошади наталкивались и спотыкались друг о друга.

Степень опасности гонок доходила до абсурда , в основном из-за отсутствия разделительных полос. Колесницы нередко сталкивались лоб в лоб. Поэт пишет, что в одной из гонок разбились 43 из 44 колесниц, победитель остался единственным выжившим на поле.

Зевс правил Олимпом, но судьба колесниц скорее зависели от бога лошадей, чья статуя взирала на ипподром. Его звали , он нагонял страх на лошадей, поэтому перед гонкой участники старались задобрить его.

Единственный элемент порядка в этом гоночном хаосе вносили на старте. Греки придумали оригинальный механизм для обеспечения справедливости на поле: бронзовый орел Зевса поднимался над толпой , что означало начало гонки.

Колесницы были небольшого размера и имели по два колеса, сзади они были открыты, так что возничий не был никак защищен .

Была воздвигнута участниками , почти столь же престижных, как и Олимпийские. Греки восхваляли контроль и самообладание среди насилия и хаоса. Статуя воплощает эти идеалы.

Можно ли было женщинам участвовать в соревнованиях ? Не в качестве возничих, но они могли выставлять свои колесницы.

На постаменте, на котором стояла статуя дочери царя , существует надпись: « Спарты цари – мне отцы и браться. Победив колесницы на быстроногих конях, я, Киниска , воздвигла эту статую. С гордостью говорю: единственная из всех женщин я получила этот венок».

Киниска была первой женщиной, победившей на олимпиаде , прислав на игры свою колесницу.

Как и сегодня, в качестве жокеев в лошадиных скачках, последовавших за гонками на колесницах, часто выступали мальчики. Главное здесь было правильное сочетание неудержимости и контроля. Жокеи мчались на неоседланных лошадях, управляя ими лишь коленями и хлыстом .

Лошади были дикими. В 512 году до н.э. кобыла по кличке Ветер сбросила жокея, едва ворвавшись на поле, бежала без наездника и выиграла скачки .

Пятиборье — самое престижное состязание

Олимпийцы тренировались здесь в палестре , упражняясь в кулачном и рукопашном бою. В гимнасиуме они тренировались для самого престижного состязания среди древних Олимпийских игр – пятиборья .

Если в гонках на колесницах греки демонстрировали бесстрашие и неистовство, то в пятиборье ценились другие олимпийские идеалы: баланс, грация и всесторонняя развитость .


Мероприятие было пропитано идеализмом, греки придавали огромное значение пропорциям и сбалансированности в человеке . Мы можем видеть воплощение всего этого в пятиборцах.

Именно пятиборцы служили образцом идеального тела , когда древние скульпторы изображали богов. Греки ценили правильные пропорции , победитель в пятиборье признавался главным атлетом игр .

Он участвовал в пяти разных состязаниях: беге, прыжках, метании диска, метании копья и борьбе . Мастерство и умение уложиться по времени были чрезвычайно важны.

Пятиборцы годами тренировались в гимнасиуме в ритме под звуки флейты. Соревнования интересным образом отличались от современных. К примеру, в метании копья греки использовали петлю в середине древка копья для усиления броска . Они метали диск весом 6 килограммов 800 граммов – в три раза тяжелее современного. Возможно, поэтому они выполняли настолько совершенные скручивания и броски, что эти техники сохранились до наших дней.

Самое интригующее различие наблюдается в прыжках в длину: греки держали в руках грузы от 2 до 7 килограммов для усиления импульса и увеличения длины прыжка.

Держать тяжести, чтобы прыгнуть подальше – кажется абсурдным. В действительности вы можете поймать импульс летящего груза и он буквально протащит вас по воздуху так, что вы ощутите инерционную силу на себе. Это в самом деле добавляет длину прыжку.

Длина невероятная: яма для прыжков была рассчитана на 15 метров, это на 6 метров больше современного мирового рекорда. Пятиборцы, как и все олимпийцы, состязались обнаженными.

Обнаженная олимпиада

В точки зрения современных людей нагота – самый удивительный аспект древних Олимпийских игр. Все соревнования проходили без одежды : бег, метание диска, борьба и все остальное.

Но почему участники стали выступать нагими ? История гласит, что так повелось с 8 века до н.э. В 720 году бегун по имени Арсип потерял во время состязания набедренную повязку . Он победил, и все бегуны решили соревноваться голыми. Постепенно этот обычай распространился и на другие виды спорта.


Современные ученые отвергают подобные объяснения и отмечают, что нагота и гомосексуализм не считались постыдными в греческом обществе . Само слово «гимнасия», где греки обучались, означало «нагота».

Придумали в 600-х годах до н.э. Это были сооружения для тренировок. И в это же время значение гомосексуализма возросло, он перестал быть секретом среди греков. Возможно, отчасти поэтому в играх была введена нагота.

Гомосексуальность не только не была постыдной в , она даже поощрялась, потому что для мужчины важно жениться на девственнице и родить детей. Единственным способом сохранить девственниц нетронутыми были гомосексуальные связи. Атмосфера на олимпиаде была весьма наэлектризованной, это были лучшие мужи городов-государств: они были самыми привлекательными, натренированными и между ними было сексуальное притяжение.

Как и между мужчинами и женщинами, которые допускались смотреть обнаженные игры. Как ни странно, но замужним женщинам строго запрещалось смотреть игры , даже просто пересекать реку Альтис, огибавшую священное место. Нарушение запрета каралось смертью . Женщин, пойманных на священной земле, сбрасывали в пропасть, зиявшую вблизи храма.

Но юные девушки-девственницы могли смотреть игры, несмотря на наготу спортсменов и брутальность зрелищ. Незамужние девушки допускались на стадион , потому что в некотором смысле они были несведущими, им нужно было привыкнуть к мысли, что мужчина будет частью их жизни. Наилучшей прелюдией и было выступление обнаженных мужчин.

Кто-то из современных исследователей сказал, что такой порядок сложился, чтобы замужние женщины не видели, чего они уже не могут иметь, а юные девы посмотрели на лучших из лучших , чтобы знать, к чему стремиться.

Герейский игры

Девы могли соревноваться в своих играх, называвшихся Гереями в честь , жены Зевса. Гереи состояли из трех забегов: для девочек, девушек-подростков и молодых женщин длиной в одну дорожку на олимпийском стадионе, укороченную на одну шестую соразмерно женскому шагу.



Спартанские девочки тренировались с рождения наравне с мальчиками, поэтому они были лидерами игр.

В отличие от мужчин, девушки не соревновались нагими: они надевали короткие туники, хитоны, открывавшие правую грудь .

Женские соревнования были ритуальным действом, чем-то вроде публичной демонстрации их силы и духа перед тем, как их усмирят узы брака, и перед тем, как они станут женщинами, это был ритуальный переход.

Женские забеги проходили в день, когда мужчины отдыхали. Это был день ритуалов и пиршеств, подводивших к кульминации религиозной части древних игр.

Искусство в Олимпии


Но люди съезжались к Олимпу не только ради игр, они буквально хотели людей посмотреть и себя показать: , – здесь любого из них можно было встретить в толпе. , первый в мире профессиональный историк, заслужил себе славу именно здесь, читая свои труды у храма Зевса .

Люди приезжали насладиться произведениями искусства, украшавшими храм. Те, кто впервые видел это место, поражались его красоте. Когда-то на месте этих руин были тысячи шедевров, «лес скульптур», как выразился один писатель.

Но лишь несколько их них дошли до наших времен – те, что археологи вытащили из-под булыжников чуть более века назад. К сожалению, ничего не осталось от легендарной , стоявшей в храме и считавшейся одним из Семи чудес света.

На создание этой статуи ушло несметное количество золота и слоновой кости . Все тело Зевса было выполнено из слоновой кости, его трон был из слоновой кости, черного дерева и драгоценных камней. Одеяние Зевса было целиком из золота – золотой фольги.

Десятки желобов в виде львиных голов украшали храм и окружали статую. Снаружи по периметру храма скульптуры изображали сцены из . Яркие орнаменты на стенах некоторых построек комплекса делали храм еще ослепительнее.

Руины, окруженные 182 колоннами, когда-то были гостиницей Леонидио , в которой останавливались лишь самые богатые люди. Из сотни тысяч приезжавших к Олимпу лишь 50 постояльцев могли разместиться здесь одновременно.



От алтаря Зевса не осталось и следа
. Когда-то он находился между храмами Зевса и , он был главной святыней Олимпии , здесь ежедневно приносили животных в жертву. Этот алтарь в виде конуса высотой более 9 метров был знаменит на всю Древнюю Грецию. Он целиком состояли из пепла жертвенных животных. Алтарь был символом поклонения Зевсу : чем больше ему приносили жертв, тем больше почестей ему оказывалось, а это наглядное напоминание о том, сколько жертв принесено его божественной сущности.

Пепел смешивали с водой и спрессовывали в форму. На склоне этого пепельного кургана были вырезаны ступени, по которым жрецы поднимались, чтобы сделать еще одно жертвенное подношение.

В полдень третьего дня игр жертвоприношение становилось особых зрелищем : стадо быков – целую сотню – закалывали и сжигали в честь Зевса . Но в действительности лишь маленький символический кусочек от каждого животного отдавали богу.

Они брали самые бесполезные части животных, клали на алтарь, а затем сжигали для богов. 90% туши они разделывали и готовили , а вечером каждому доставалось по куску. Мясо раздавали толпе, это было целое событие.

Бег — самый первый вид спорта

Еще большее событие было на следующее утро: соревнование по бегу среди мужчин. Самый первый и некогда единственный вид спорта имел особое значение для греков, называвших каждую олимпиаду в честь победителей кросса или спринта .


Беговые дорожки практически не отличались от современных. На стартовой линии были выемки , в которые бегуны могли упираться пальцами ног. Дистанция была длиной около 180 метров. По легенде мог пробежать именно такое расстояние на одном дыхании. По обеим сторонам на склонах сидело 45 тысяч ревущих зрителей. Многие из них разбивали здесь лагеря и ночью готовили еду.

Интересно, что даже под августовским зноем они смотрели игры с непокрытой головой: ношение головных уборов на стадионе запрещалось , потому что они могли загородить кому-нибудь вид.

Несмотря на богатство и престиж игр, на склонах холма никогда не строили лавки , как на других стадионах. Греки хотели сохранить древнюю демократическую традицию сидения на траве . Лишь 12 каменных тронов в центре предназначались элланодикам – судьям. Еще одно место для сидения отводилось единственной замужней женщине, которая могла присутствовать на стадионе – жрице , богине урожая, которой когда-то поклонялись на Олимпе еще до Зевса.

На стадионе могли одновременно соревноваться 20 бегунов. Стартовые позиции разыгрывались жеребьевкой, затем созывали их на старт по одному. Фальстарты были строго запрещены : тех, кто срывался с места раньше времени, судьи били розгами .


В 4 веке до н.э. греки изобрели стартовый механизм гисплекс – деревянные стартовые ворота , гарантировавшие честный старт.

В чем было основное отличие древних забегов от современных ? В стартовых позициях. Нам такая расстановка бегунов показалась бы странной, но нужно было понимать, как все было устроено: когда ограждающая доска падала, руки атлетов опускались, тело подавалось вперед, пальцы ног отталкивались от углублений в земле – стартовый рывок получался очень мощным .

Неизвестно, насколько быстро бегали греки, они не стали бы фиксировать время, даже если у них были бы секундомеры. Они никогда не сравнивали соревнования с какими бы то ни было рекордами. Для греков идея и смысл спорта были в поединке между мужчинами , в борьбе и том, что они называли словом «агон».

Однако, легенды о скорости сохранились. Одна из статуй гласит, что Флегий из Спарты не бегал, а летал над стадионом. Его скорость была феноменальной, неподдающейся вычислению.

Помимо бега на короткую дистанцию греки соревновались в беге на двойную дистанцию , т.е. туда и обратно по беговой дорожке, а также в Дарикосе – здесь нужно было бежать 20 раз по круговой дорожке длиной 3800 метров.

По иронии судьбы знаменитые эстафетные гонки с факелами не входили в программу Олимпийских игр, как и , которые греки считали формой общения , будучи феноменальными бегунами на длинные дистанции. Сразу после победы в Дорикосе в 328 году атлет по имени Авгий пробежал с Олимпа и до дома в 97 километров за один день.

Последняя гонка в такой день была самой необычной: изматывающее испытание на скорость и силу, в котором греческие пехотинцы, называвшиеся , бежали два раза туда и обратно по дорожке стадиона в полном обмундировании и снаряжении. Представьте себе, какого бежать с 20 килограммами оружия 400 метров на самой высокой скорости и разворачиваться.

Интересно, что забег гоплитов устраивался в самом конце олимпиады, он означал конец олимпийского перемирия и возвращение к вражде и военным действиям. Это было напоминание о том, что красота игр должна была подойти к концу, на смену ей приходили другие важные события.

Легенды древних Олимпийских игр

Более 12 веков лучшие атлеты Древнего мира съезжались в Олимпию, чтобы состязаться в играх, которые были главным испытанием на силу и ловкость.

Что получали победители? Всего лишь ветвь, срезанную с оливкового дерева в роще за храмом Зевса. Но стоило им вернуться домой, и их осыпали подарками: бесплатное питание до конца жизни и вознаграждение за каждую победу , соразмерное современной сотне тысяч долларов.

Им поклонялись, как героям или даже богам, даже их пот вызывал благоговение как символ борьбы. Пот атлетов был дорогим товаром . Он собирался вместе с пылью с площадки во время соревнований, помещался в бутылки и продавался как магическое снадобье .

Сохранился камень, который хранит имена победителей олимпиады. К сожалению, до наших времен не дошли статуи легенд игр, таких как – борец, выигравший 6 олимпиад подряд . Его так боялись, что соперники разом выбывали из игры, раздавленные его славой. Говорили, что он обладал нечеловеческой силой. Древние тексты сообщают, что однажды Милон пронес взрослого быка по стадиону, затем разделал его и съел его за день целиком.

Еще один олимпиец был известным силачем – , чемпион панкратиона в 408 году до н.э. Он был известен и подвигами и за пределами стадиона: говорили, что Полидам сражался со взрослым львом и убил его голыми руками, а также остановил на полном ходу колесницу , схватившись одной рукой за заднюю часть.

Среди бегунов лучшим был Леонид Родосский . Говорили, что он быстр, как бог. Он побеждал в трех гонках в течение 4 олимпиад подряд. На его почитали как бога.

Но главный олимпийский рекорд принадлежит прыгуну Фаилу , участвовавшему в 110-ой олимпиаде. История гласит, что яма для прыжков была длиной 15 метров, это невообразимо для нас, ведь современные спортсмены прыгают чуть дальше 9 метров. Говорили, что Фаил перепрыгнул ту яму и приземлился где-то на 17 метрах с такой силой, что сломал себе обе ноги.

Но прыжок Фаила ничто по сравнению со скачком самой олимпиады во времени. В храме отражена и выдающаяся история. Этот круглый монумент был воздвигнут царем и его сыном в честь победы над греками в 338 году до н.э. Они построили этот мемориал в сердце Олимпии, чтобы показать свою силу и власть.

Также поступили римляне пару веков спустя, установив 21 золотой щит вокруг храма Зевса , когда Греция стала римской провинцией. Таким образом, Олимпия стала воплощением римского величия, и римляне приложили немало усилий к поддержанию святилища в достойном состоянии: они построили акведук, подводивший воду к одному из сооружений, кроме того, римляне соорудили там термы и своеобразный клуб для спортсменов, обнаруженный немецкими археологами лишь в 1995 году.

Членами клуба могли быть лишь победители игр. Здание было выложено мраморной плиткой, ею были покрыты даже стены. В античных источниках есть подтверждения, что подобные клубы существовали . Победивший атлет в Олимпии сразу причислялся к кругу избранных.

Здание было построено императором , считавшим себя богом. В 67 году он принял участие в соревновании колесниц . Управляя повозкой, запряженной 10-ю лошадьми, Нерон не справился с управлением и, разбив колесницу, не закончил гонку. Тем не менее, победителем был объявлен именно он . Год спустя после смерти императора это решение было пересмотрено .

Конец древних Олимпийских игр

Как и когда прервалась традиция игр?

До самого недавнего времени считалось, что последняя олимпиада прошла в 393 году н.э., когда император Феодосий I , бывший глубоко верующим христианином, положил конец всем языческим традициям .

30 лет спустя, в 426 году н.э. его сын довершил начатое, предав огню святилище и Храм Зевса .

Однако ученым удалось обнаружить доказательства того, что традиция игр продолжалась еще почти целый век вплоть до 500-го года н.э. Эти сведения были обнаружены на мраморной табличке , найденной на дне древней уборной. На ней были надписи, оставленные рукой 14 разных атлетов – победителей олимпиад. Последняя надпись относится к самому концу 4 века н.э. Таким образом, следует считать, что история игр должна быть продлена еще на 120 лет.

Древние игры окончательно исчезли вместе с самой Олимпией, разрушенной двумя землетрясениями в начале 5 века. В последствии на руинах возникла небольшая христианская деревушка, жители которой превратили в церковь единственное уцелевшее здание – мастерскую великого скульптора , изваявшего некогда легендарную статую Зевса.

К 6 веку наводнения уничтожили ее вместе со всем , что оставалось от древней Олимпии, на долгие 13 веков скрыв руины под 8-ми метровым слоем грязи и земли.

Первые раскопки были проведены в 1829 году. Немецкие археологи появились здесь в 1875 году и с тех пор работы не прекращались никогда.

Однако, раскопки оказались столь тяжелыми и дорогостоящими , что стадион был освобожден из земляного плена лишь к 1960-м годам. Стоимость работ по раскопке ипподрома, скрытого рощами, столь велика, что он, вероятно, навсегда останется под землей.

Однако, дух этого места возрождается , как возродились в 1896 году в самый разгар раскопок и сами Олимпийские игры. Каждые 4 года на протяжении 12 веков здесь зажигался олимпийский огонь , и эта традиция возобновилась в наше время. Отсюда начинает свой путь в руках бегунов огонь, символизирующий начало игр, игр, которым никогда не удастся достичь размаха и блеска олимпиад прошлого.

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Го́нки на колесни́цах (или колесничные бега ) были одним из популярнейших видов спорта в Древней Греции и Римской империи .

Происхождение гонок

Точно не установлено, когда и где начали устраивать гонки на колесницах как спортивное состязание. Вероятно, этим гонкам столько же лет, сколько и самим колесницам. По изображениям на керамике нам известно, что такое развлечение существовало уже в Микенах , но первое литературное упоминание о колесничных гонках принадлежит Гомеру - они описаны в двадцать третьей книге «Илиады » и происходят на играх в честь похорон Патрокла . В той гонке участвовали Диомед, Евмел, Антилох, Менелай, Лохопед и Мерион. Гонку в один круг, устроенную вокруг пня от срубленного дерева, выиграл Диомед. В качестве приза он получил рабыню и медный котёл.

Гонки на колесницах также считаются первым олимпийским видом спорта. По одной из легенд, царь Эномай вызывал на гонку всех претендентов на руку его дочери Гипподамии. Один из них, по имени Пелоп, сумел выиграть эту гонку, а затем стал устраивать в честь своей победы спортивные игры, с которых начались Олимпиады .

Олимпийские игры

В древних Олимпиадах, как и в других таких играх, было два вида колесничных гонок (по числу лошадей в упряжке): на колесницах-четвернях («тетрипон») и на парных колесницах («синорис»). Кроме количества лошадей, эти виды гонок ничем не отличались. Впервые гонки на колесницах как вид состязания были введены на Олимпиадах в 680 году до н. э. (на самом деле, конечно, Олимпийские игры начались не с них).

Гонка начиналась с торжественного въезда на Ипподром , в то время как глашатай объявлял имена наездников и владельцев. Ипподром в Олимпии имел до 600 метров в длину и до 200 метров в ширину, в одном заезде могли участвовать до 60 колесниц (хотя обычно их было гораздо меньше). Ипподром был устроен перед холмом, на котором могли стоя разместиться до 10 000 зрителей. Гонка состояла из 12 кругов по ипподрому, с резкими разворотами вокруг столба на каждом конце.

Применялись различные механические устройства, например, стартовые ворота («гисплекс»), опускавшиеся для старта гонки. Согласно Павзанию (греческий географ II века н. э.), эти ворота были изобретены архитектором Клеотом. Ворота были расположены уступом и открывались последовательно, начиная с дальних от середины ипподрома дорожек. Колесница из первых открытых ворот начинала разгоняться, а когда она равнялась со следующими воротами, они тоже открывались, давая старт очередной колеснице, и так далее. Когда открывались последние ворота, все колесницы находились примерно на одной линии, но имели разную скорость.

Были и другие устройства, называвшиеся «орёл» или «дельфин», их использовали для отсчёта кругов гонки. Вероятно, это были бронзовые фигуры, установленные на столбах у стартовой линии. Перед стартом их поднимали, а затем опускали по одному, показывая гонщикам, сколько осталось кругов.

В отличие от остальных Олимпийских состязаний, колесничие не соревновались обнажёнными. Возможно, так делалось ради безопасности - аварии случались нередко, да и пыли немало поднималось из-под копыт и колёс. Гоночные колесницы были сделаны по подобию боевых колесниц (которые к тому времени уже не использовались в битвах) - деревянная повозка с двумя колёсами, открытая сзади. Колесничий стоял на ногах, но сама повозка не имела никаких рессор и устанавливалась прямо на оси, так что езда была тряская.

Для зрителей самой захватывающей частью гонок было прохождение поворотного столба в конце ипподрома. Разворот был опасным манёвром, иногда смертельно опасным. Если соперники не успевали опрокинуть чужую колесницу до вхождения в поворот, то они могли протаранить или даже переехать её вместе с наездником и лошадьми прямо в момент огибания столба. Преднамеренный таран противника для разрушения или опрокидывания его колесницы формально запрещался правилами гонок, но поделать с этим ничего не могли (ещё в гонке на похоронах Патрокла Антилох выбил Менелая из заезда, разбив его колесницу). Аварии нередко происходили и просто так, без злого умысла соперников.

Гонки колесниц уступали в престижности «стадиону» (соревнования по бегу), но все же считались более важными, чем другие конные состязания, например, верховые скачки , которые были вскоре исключены из Олимпийских Игр.

Гонки в Византии

Как и многие характерные черты римской жизни, гонки на колесницах продолжались в Византийской империи , хотя византийцы не вели столь тщательный учёт и статистику гонок, как римляне. Константин предпочитал колесничные гонки гладиаторским боям, которые он считал языческим пережитком. Феодосий Первый , ревностный христианин, прекратил с 394 года проводить Олимпийские игры, ради искоренения язычества и для развития христианства. Гонки, тем не менее, продолжались.

Константинопольский Ипподром (типичный римский «циркус», а не греческий открытый ипподром), был соединён с императорским дворцом и храмом Святой Софии, поэтому зрители могли лицезреть своего императора, как и в Риме.
В Римской империи подкуп и другие виды мошенничества на гонках не были распространены, по крайней мере, свидетельств о таких случаях практически нет. В Византийской империи, вероятно, нарушений было больше. Кодекс Юстиниана , например, прямо запрещал наводить порчу на соперников по гонке, но о других способах вредительства или подкупа не сообщается. Возможно, таковых и не было.

Римские гоночные клубы продолжали существовать и в Византии, но сильными командами были только «Синие» и «Зеленые». Один из прославленных колесничих пятого века, Порфирий, в разное время состоял и в «Синих», и в «Зелёных».

Однако, в византийскую эпоху клубы были уже не просто спортивными командами. Они имели влияние в военных, политических и богословских вопросах. Например, «Синие» склонялись к монофизитству , а «Зеленые» сохраняли верность ортодоксальному (православному) направлению. Потом клубы превратились в нечто вроде преступных синдикатов и не брезговали грабежом и убийствами. Они устраивали уличные беспорядки ещё при Нероне, но на протяжении всего пятого и в начале шестого века их бунты продолжались и достигли предела при Юстиниане , в 532 году, когда случился крупнейший мятеж («мятеж Ника »), начавшийся после ареста нескольких членов клубов по обвинению в убийстве.

После подавления мятежа гонки пошли на спад. К тому же, расходы по устроению гонок сделались к этому времени чрезмерно велики и для клубов, и для императора.

Константинопольский Ипподром оставался местом отдыха императоров вплоть до 1204 года, когда он был разграблен при четвёртом Крестовом походе. Крестоносцы сняли бронзовые статуи четырёх коней, которые были частью построенного Константином Великим монумента, изображавшего колесницу «квадригу». Эти бронзовые кони существуют до сих пор и установлены в соборе Св. Марка в Венеции .

Напишите отзыв о статье "Гонки колесниц"

Литература

Настоящая статья является переводом аналогичной статьи из англоязычной Википедии. В оригинальной статье указаны следующие источники информации:

  • Boren, Henry C. Roman Society. - Lexington: D.C. Heath and Company, 1992. - ISBN 0-669-17801-2
  • Finley, M. I. The Olympic Games: The First Thousand Years. - New York: Viking press, 1976. - ISBN 0-670-52406-9
  • Harris, H. A. «Sport in Ancient Greece and Rome». Ithaca: Cornell University Press, 1972. ISBN 0-8014-0718-4
  • Homer. «The Iliad» (trans. by E. V. Rieu). London: Penguin Classics, 2003. ISBN 0-14-044794-6
  • Humphrey, John, «Roman Circuses: Arenas for Chariot Racing». Berkeley: University of California Press, 1986. ISBN 0-520-04921-7
  • Jackson, Ralph. «Gladiators and Caesars: The Power of Spectacle in Ancient Rome». Berkeley: University of California Press, 2000. ISBN 0-520-22798-0
  • Treadgold, Warren T. «A History of the Byzantine State and Society». Stanford: Stanford University Press, 1997. ISBN 0-8047-2630-2

Ссылки

  • Ростовцев М. И. , Сомов А. И. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Отрывок, характеризующий Гонки колесниц

Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится, – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится, – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c"est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s"en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!

В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu"on a pu avoir envers vous, pensez que c"est votre pere… peut etre a l"agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n"oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c"est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l"espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.

Пожалуй, самым древним и уж точно самым популярным видом спорта в Риме были состязания на колесницах. Целые состояния выигрывались и проигрывались на тотализаторах ипподрома. Победы приносили успешным возничим большие богатства и огромные земельные угодья, в то время как неудачники обрекали себя на всеобщее презрение или погибали под колесами стремительно несущихся колесниц победителей. Римляне считали состязания на колесницах исключительно собственным изобретением. Однако первые римляне ничего не знали ни о колесницах, ни уже тем более о гонках.

Согласно дошедшим до нас письменным источникам, в молодом государстве не было колесниц. Воины сражались либо в пешем порядке, либо верхом на лошадях, а о колесницах нет ни единого упоминания. Самая древняя колесница, обнаруженная в центральной части Италии, была найдена в гробнице в Риголини и датирована приблизительно 650 г. до н. э. Судя по всему, это средство передвижения пришло из Греции, где колесницы перестали быть боевыми машинами тремя столетиями раньше и использовались только для различных церемоний или когда командиру нужно было быстро добраться до поля битвы. В Италии колесницы появились именно для проведения церемониалов: первые римляне использовали их во время триумфальных процессий.


Рим. Состязания на колесницах. Четыре команды, или фракции, возничих (Красные, Синие, Зеленые и Белые) неистово поддерживаются зрителями. На этом изображении побеждают Красные.


Идея устраивать гонки между легковесными колесницами родилась в Италии в VI веке до н. э., однако, возникла ли эта идея в самом Риме или пришла из какой-нибудь провинции, мы не знаем. На территории Центральной Италии гонки на лошадях и на колесницах устраивались в честь богов плодородия. Ромул, основатель Рима, организовал лошадиные скачки в честь бога Конса, покровителя урожая.

Другие состязания устраивались в честь Сегесты, богини прорастающих посевов, или Цересы, богини зерновых культур. Первоначальное религиозное значение гонок было утрачено. Дата, когда гонки на лошадях заменили гонками на колесницах во время церемоний, также неизвестна.

Сначала колесницы, лошади и возничие предоставлялись римскими всадниками, знатным сословием, в которое входили граждане богатые, но не имеющие аристократического происхождения. Участие в состязаниях было священным долгом, так как это обеспечивало дальнейшее процветание и благополучие города. Позднее людей стали больше интересовать выигрыши, поэтому они начали нанимать профессиональных возничих или покупать их, если те были рабами. К тому времени, когда в письменных источниках появилось первое подробное описание состязаний на колесницах, независимые возничие и владельцы команд были вытеснены двумя самыми крупными и богатыми командами, или фракциями, которым соответствовали определенные цвета: Белыми и Красными. Приблизительно в 30 году до н. э. была создана фракция Зеленых, а еще через какое-то время фракция Синих. В 80-х годах н. э. император Домициан создал еще две фракции - Пурпурных и Золотых - однако эти команды не смогли завоевать расположения римлян и вскоре исчезли.

Каждая фракция имела в своем распоряжении собственные конюшни, расположенные к северу от Рима, на Марсовом поле, некогда площадке для военных учений, где они содержали лошадей и колесницы между состязаниями в Циркусе. За пределами Рима располагались также племенные фермы, где разводили лошадей, и тренировочные плацы, где лошади и возничие изучали и оттачивали мастерство. Существовали также и клубы, где поклонники той или иной фракции собирались и обсуждали состязания, возничих или лошадей. В таких клубах комнаты, предназначенные для знатных граждан, были украшены красивыми мозаиками, настенной живописью и дорогой мебелью; помещения же, в которых собирались свободные граждане и рабы, отличались менее роскошной обстановкой.

Каждый в Риме поддерживал ту или иную фракцию и был ей фанатически предан. Фанаты и почитатели заключали между собой пари. Перед началом состязаний зрители на трибунах распевали песни, стараясь поднять боевой дух, и размахивали кусками материи соответствующих цветов. Толпа придумывала различные способы размахивания тканью, поэтому цветные волны перекатывались и кружились вдоль и поперек переполненных трибун ипподрома. Шум на трибунах Циркуса Максимуса, когда лошади неслись по кругу, стоял оглушительный.

Взрослые мужчины падали в обморок, если их команда проигрывала гонку, выкрикивали советы возничим, которые тот не в силах был услышать, и ругательства в адрес своих соперников. Когда участники гонки приближались к финишной черте, на трибунах между фанатами соперничающих команд могли вспыхивать драки или зрители, наоборот, могли стоять молча, ошеломленные поражением или победой своей команды.

Те немногие, кто в день состязаний находились за пределами Циркуса Максимуса, могли понять, что происходит на арене ипподрома, по доносящимся с трибун крикам и песням сотен тысяч человек. Во II веке н. э. богатый почитатель Зеленых начал сажать в клетки диких птиц и красить их головы в зеленый цвет. Если его команда выигрывала гонку, птиц выпускали на волю, и каждый, кто видел их, понимал, что сегодня победу празднуют Зеленые.

Греки, посещавшие римские состязания на колесницах, были несколько удивлены поведением римлян. В Греции восхищенных аплодисментов или разочарованного улюлюканья заслуживали исключительно мастерство возничего или скорость лошадей. В Риме же это был успех или неудача фракции. Греки не могли понять, как римляне могли один день буквально носить возничего на руках, а на следующий день подвергнуть его жесточайшей критике, если он подписывал контракт с другой фракцией. Возничие были общественными фигурами, о жизни, взаимоотношениях и предпочтениях которых было известно всем и каждому. Жажда узнать какую-либо новость из жизни лучших возничих была поистине неутолимой, поэтому даже безродные конюхи, работающие на конюшнях фракций, становились желанными и почетными гостями, если они приносили свежие новости.

Чужестранцы не могли понять ни столь отчаянную преданность римлян фракциям, ни их неутолимое желание знать все об их возничих и лошадях. Сегодня, в век футбольных фан-клубов и глянцевых журналов, рассказывающих о жизни знаменитостей, возможно, легче понять мотивы такого поведения римлян.

В центре всего этого восхищения, ажиотажа и слухов было то, что происходило в цирке. Колесницы, задействованные в состязаниях, отличались от колесниц, используемых для других целей. Церемониальные колесницы были большими тяжелыми махинами, украшенными позолоченными изображениями и способными перевозить одновременно несколько человек. Гоночные колесницы были максимально упрощены и на высокой скорости могли перевозить только одного человека.

Колеса были небольшими, около 46 см в диаметре, и сделаны из насаженного на шесть или восемь спиц деревянного обода, укрепленного металлической шиной. Колеса свободно вращались на зафиксированной оси, выполненной из единого куска древесины. Колеса надевались по обе стороны оси, длиной і м 52 см, которая присоединялась к дышлу колесницы, идущему прямо к лошадям.

В месте соединения оси со стволом находилась деревянная платформа, размером 60 на 45 см, на которой стоял возничий. От передней части платформы шло вверх деревянное кольцо, которое достигало возничему до уровня талии. Внешняя сторона кольца была обернута кожей или тканью, выкрашенной в цвет фракции. Все это обеспечивало колесницу широкой колесной базой и низким центром тяжести, что позволяло добиться большей устойчивости и маневренности на крутых поворотах арены Циркуса. Тормозов, конечно же, не было. Чтобы увеличить или снизить скорость, возничий полагался исключительно на свое мастерство и лошадей.

Дышло колесницы шло вверх под углом от передней части колесницы и доходило лошадям до уровня лопаток. Лошади по обе стороны от дышла были облачены в простую упряжь, состоящую из опоясывающей живот подпруги и стяжного хомута. Упряжь была присоединена к короткой деревянной перекладине-ярму, которая прикреплялась к дышлу и лежала на холках лошадей. Дополнительные лошади были облачены в такую же упряжь и присоединены к дышлу с помощью перекладины.

Гоночные колесницы должны были быть очень легкими, поэтому для их строительства применялись новейшие технологии и достижения. По всей империи собирали и привозили в Рим лучших умельцев, постоянно искали лучшие строительные материалы. Считается, что гоночная колесница весила всего 25 кг - невероятно мало для транспортного средства, изготовленного до изобретения современных полимеров. Учитывая, что состязания проходили на ровных поверхностях, столь легкий вес не мог притормозить несущихся во весь опор лошадей.

Все гоночные колесницы строились по единому образцу. Конечно, в разных состязаниях использовались разные типы колесниц, но в основном они отличались друг от друга не устройством, а количеством запряженных лошадей. Самым распространенным типом была квадрига - колесница, запряженная четверкой лошадей в один ряд, с двумя лошадьми по обе стороны от дышла. Не менее популярным типом была бига, запряженная двойкой лошадей. Бига двигалась немного медленней, но в то же время отличалась большей маневренностью. Управляя бигой, возничий мог продемонстрировать зрителям все свое мастерство. Трига, или колесница, запряженная тройкой лошадей, использовалась только во время священных гонок, устраиваемых в честь Цересы, богини плодородия и зерновых, и никогда не использовалась в спортивных состязаниях.

Имеются письменные свидетельства существования сеииг и октоиг, запряженных соответственно шестеркой и восьмеркой лошадей. Тем не менее стартовые ворота и дорожки Циркуса были слишком малы для таких колесниц и их использовали крайне редко. Состязания, вероятно, начинались перед стартовыми воротами, используемым для квадриг. Известно по меньшей мере об одном состязании, в котором приняли участие колесницы, запряженные двадцатью лошадьми каждая. Такие колесницы были слишком неповоротливыми для состязаний на скорость и, скорее всего, предназначались для того, чтобы показать мастерство возничего, а не хороший спортивный результат.

Первое время колесницы возили домашние лошади местного происхождения, которые выставлялись друг против друга в спортивных состязаниях или использовались в религиозных церемониях. Прошло много времени, прежде чем лошадей, идеально подходящих для состязаний на колесницах, стали разводить специально, а к тому моменту, когда фракции захватили в свои руки контроль над этим видом спорта, коневодство уже было крупной самостоятельной индустрией.

Лучших жеребцов - а в состязаниях принимали участие только самцы лошадей - привозили из Северной Африки и Испании. Конезаводы в Малой Азии и Греции также имели своих поклонников, однако они поставляли в Рим гораздо меньше лошадей, чем западные провинции. Лошади были особо почитаемыми созданиями. Те из них, кто показывал в Циркусе хорошие результаты, могли рассчитывать по завершении карьеры на сытую жизнь при конезаводе, а также на официальные похороны и достойную могилу. «Рожденный на песчаных равнинах Гетулии, быстрый как ветер, не знающий себе равных, теперь ты пребываешь в царстве богов» - гласила стандартная надпись на камне, установленном на могиле такой лошади.

Изучив скелеты лошадей, извлеченных из этих могил, и тщательно проанализировав прекрасно исполненные скульптуры, изображающие состязания на колесницах, современные коневоды смогли дать четкое описание скаковых лошадей Древнего Рима. Они были несколько ниже современных верховых лошадей: высота в холке составляла всего около 137 см, но для античного мира они являлись одними из крупнейших представителей рода. Это были довольно-таки стые жеребцы, с относительно короткими ногами и крупными корпусами, по сравнению с современными верховыми лошадьми. В силу своего телосложения они плохо прыгали, но превосходно бегали, что и требовалось для состязаний на колесницах. Пожалуй, среди современных пород они ближе всего к андалузским лошадям.

Лошади могли становиться настоящими объектами поклонения. Поэт Марциал, умерший в 104 году н. э., был фаворитом при дворах императоров Домициана и Тита и вращался в высших кругах римского общества.

Но даже столь известный человек, как он, однажды с прискорбием заметил: «Я известен во всех провинциях и среди всех народностей Римской империи, но в Риме я менее прославлен, чем конь Андрамон». Богатые люди украшали свои дома изображениями и мозаиками своих любимцев. «Побеждаешь или проигрываешь, я люблю тебя Полидокс» - таковы слова на одной из мозаик.

Возничие, или аврига, были не менее знамениты, чем лошади. Однако ни в III веке до н. э., ни в более позднее время ни один уважающий себя римлянин-аристократ даже и не мечтал о том, чтобы стать «у руля» колесницы. Возничие, так же как проститутки или гладиаторы, зарабатывали себе на жизнь собственным телом, а не умом, как ораторы, или руками, как кузнецы. В глазах римлян подобный род деятельности лишал человека какого-либо почтения, он становился недостойным участия в выборах, с ним не принято было разговаривать на публике.

Возничими были рабы, вольноотпущенники и плебеи. Как правило, большинство из них начинали свою карьеру в качестве рабов или служащих фракций. В начале они работали конюхами или помощниками конюхов и учились водить колесницу на загородных племенных фермах, где дрессировали лошадей. Некоторые возничие приезжали во фракции из провинций, будучи уже мастерами своего дела, но таких было немного.

Техника вождения значительно отличалась от обычной. Возничие не стояли в колесницах с кнутом в одной руке и вожжами - в другой. Вместо этого возничий обматывал вожжи вокруг тела. Затем он занимал позицию на колеснице, упираясь ногами в деревянное кольцо спереди. Одной рукой он крепко держался за это колесо, а другой рукой управлял кнутом. Чтобы пришпорить коней, возничий наклонялся вперед, ослабляя тем самым поводья. Чтобы притормозить, отклонялся назад и натягивал поводья. Чтобы заставить лошадей повернуть в сторону, аврига наклонялся в ту или иную сторону. Только в самых чрезвычайных обстоятельствах возничий убирал руку с деревянного кольца и брался за поводья, так как одно неловкое движение могло привести к потере равновесия и падению с колесницы.

Несчастные случаи происходили довольно-таки часто и, несомненно, привносили в этот спорт некоторое оживление и возбуждение. Падения возничих и опрокидывания колесниц были привычными явлениями во время состязаний, однако порой случались и полные падения - колесницы, возничего и лошадей - получившие название навфрагиум, или кораблекрушение. Один такой эпизод был записан неким писателем, жившим в пятом веке: «Его лошади рухнули на землю, множество ног смешались с колесами, все двенадцать спиц слились в одну: раздался треск; вращающийся обод раздробил застрявшие в нем ноги. Затем возничий, пятая жертва, слетел с колесницы, которая в довершение всего упала на него. Кровь потекла по лицу несчастного».

Конечно, во время таких эпизодов возничие рисковали получить серьезные травмы. Для защиты они надевали маленькие круглые шлемы, изготовленные из многослойной толстой кожи, которые крепились ремешком на подбородке. Тело было защищено толстым кожаным доспехом, а конечности - стегаными щитками, обернутыми кожей.

Обвязывая поводья вокруг тела, возничий получал контроль над лошадьми, но в то же время в случае падения мог погибнуть под колесами. Поэтому в костюмах всех возничих были спрятаны короткие изогнутые ножи, чтобы они могли перерезать поводья и освободиться.

Некоторые могильные камни, увековечившие возничих, сохранились до наших дней. Они позволили получить некоторую информацию о людях и их спортивных достижениях. Например, Гай Аппулей Диокл ушел из гонок в возрасте сорока двух лет. Он проработал возничим более двух десятилетий, и за свою долгую карьеру выиграл не меньше 1462 гонок и принял участие в немыслимом количестве состязаний - в 4257.

Менее успешным оказался аврига, на могильном камне которого было написано:

«Марк Аврелий Полиник, рожденный рабом, прожил двадцать девять лет, девять месяцев и пять дней. Завоевал пальмовую ветвь победителя 739 раз, 655 раз за Красных, 55 раз за Зеленых, 12 за Синих и 17 за Белых. Погиб во время состязаний».

Достижения отдельно взятых возничих показывают определенную закономерность. Как и Полиник, они выступали за разные команды, однако большинство побед было одержано за одну конкретную команду. Вероятно, на заре своей карьеры возничий мог беспрепятственно переходить из одной команды в другую, но как только он начинал приносить победы, он оставался в одной команде до конца своих дней. Крайне редко возничие, находясь на пике своей карьеры, переходили из одной фракции в другую. Тем не менее такое случалось, так как известны случаи, когда знаменитые возничие избивались на улице фанатами фракции, из которой ушли.

Некоторые возничие, так же как и многие современные звезды спорта, становились фантастически богатыми людьми. За победу в крупных состязаниях, проходящих во время великих праздников в Циркус Максимус в Риме, выплачивали огромные призовые.

В среднем за каждую гонку платили по 20 тысяч сестерций, а за победу в особо престижных соревнованиях - по 60 тысяч сестерций. Для сравнения: недельная зарплата солдата, служащего в римском легионе, составляла 20 сестерций, и большинство жителей Рима получали приблизительно такие же деньги. Конечно, возничие отдавали внушительную часть призовых в казну фракции - на содержание лошадей и колесниц, но даже это не мешало успешному возничему стать очень богатым человеком.

Сами состязания проходили согласно установленным правилам. Сначала фракции бросали жребий, выясняя, какие стартовые ворота займет та или иная команда. После этого лошадей запрягали в колесницы и вели на стартовую позицию.

Писатель Сидоний Аполлинарий так описывает сцену ожидания начала состязаний. «Там за воротами стоят разгоряченные бестии, уткнувшись носами в задвижку, и только горячий воздух вырывается через деревянные брусья; даже до начала скачек на еще пустующем поле уже ощущается их разгоряченное дыхание: их ноги всегда в движении, неустанно перебирая копытами, стучат они по твердому деревянному настилу… Другие поглощены аплодисментами и криками, и повсюду пот возничих и гарцующих лошадей каплями орошает землю. Мощный рев аплодирующих трибун будоражит кровь, соревнующиеся, и люди, и лошади, дрожат от нетерпения и страха в ожидании предстоящих скачек».

Когда магистрат взмахивал белым платком, стартовые ворота распахивались и возничие устремляли свои колесницы вперед. Команды появлялись с северной, или квадратной, стороны здания Циркуса. Колесницы двигались против часовой стрелки, поэтому командам приходилось перемещаться по правую сторону от «спины», или каменного хребта, расположенного в центре ипподрома. На песке, между «спиной» и внешним краем скакового круга, была прочерчена белая линия. Гонки начинались с того момента, когда колесницы пересекали эту линию, а не когда появлялись из ворот. Расстояние между стартовыми воротами и линией предназначалось исключительно для того, чтобы колесницы могли набрать скорость, а не для того, чтобы они могли изменить свою позицию или обойти соперника.

Вергилий так писал о начале состязаний: «Видели ли вы когда-нибудь, как колесницы вылетают из ворот и в бешеном темпе несутся по ипподрому, когда молодые возничие полны надежд, а страх, некогда сковывавший бьющиеся сердца, отступает? Вот они взмахивают кнутом и наклоняются вперед, ослабляя поводья; бешено крутятся раскаленные колеса.

То опускаясь, то поднимаясь, они будто отрываются от земли и воспаряют в небо. Не знают они ни передышки, ни остановки; только облако желтого песка взмывает ввысь, и мокрые они от пены и дыхания своих преследователей…».

Однако едва колесницы пересекали линию, возничим позволялось поступать так, как им вздумается. Они были вольны выбирать наиболее подходящий для себя маршрут, подрезать соперников или вытеснять из круга, используя собственных лошадей, лошадей другой команды. Главный трюк заключался в том, чтобы поворачивать на острых углах ипподрома на максимально возможной скорости и держаться как можно ближе к «спине». На поворотах легковесные колесницы заносило в сторону: они врезались друг в друга и скользили по песку. Возничие старались вытеснить друг друга с лучшей дорожки и втиснуть свои колесницы в любое образовавшееся пространство.

Вся дистанция, а это было семь кругов вокруг Циркуса Максимуса, равнялась приблизительно 4 км 800 м. Гонки продолжались около десяти минут, следовательно, средняя скорость колесниц составляла 34 км/ч. Это крайне медленно для скачущей во весь опор лошади: все дело в том, что возничим приходилось снижать скорость на поворотах и вновь разгоняться на прямой.

После завершения состязаний проигравшие команды тихо покидали Циркус, а победитель подъезжал к подиуму, где сидел президентствующий магистрат. Там, возле подиума, возничий получал пальмовую ветвь и призовые деньги. Затем колесница украшалась лавровыми венками, и победитель делал круг почета. Совершив этот ритуал, возничий покидал ипподром.

Существует, тем не менее, один момент, который до сих пор остается загадкой. На многих мозаиках, посвященных состязаниям на колесницах, изображены всадники, скачущие рядом с колесницами. Эти люди, так же как и возничие, были одеты в защитные доспехи и туники цвета их фракций. На некоторых из них рядом с фигурами этих всадников написано их название - гортаторы. Каждую колесницу сопровождал один такой всадник, независимо от того, сколько колесниц принимало участие в гонке. К сожалению, ни в одном письменном источнике нет упоминания о них. Кем они были и какую функцию выполняли, неизвестно.



Понравилась статья? Поделитесь с друзьями!
Была ли эта статья полезной?
Да
Нет
Спасибо, за Ваш отзыв!
Что-то пошло не так и Ваш голос не был учтен.
Спасибо. Ваше сообщение отправлено
Нашли в тексте ошибку?
Выделите её, нажмите Ctrl + Enter и мы всё исправим!