Бодибилдинг

Мнение александра абрамова по поводу комментариев о кислородных и бескислородных восхождениях на эверест. Как влияет использование кислорода на человека? Можно ли отравиться кислородом

Весной 1977 г. в Катманду, столице Непала, я сел в маленький "Пилатус Портер" (1) вместе с Лео Дикинсоном, Лео Джонсом и швейцарским пилотом Эмилем Виком для полета в сторону Эвереста. В негерметичной кабине все, кроме меня, были в кислородных масках. Мы пересекли шеститысячный хребет и летели по направлению к стене Лхоцзе-Нупцзе, когда Эмиль повернулся и увидел, что я не надел маску. Мы летели через гребень и Южное Седло на высоте более 8000 м. После Дхаулагири я был хорошо акклиматизирован и собирался лететь без кислорода сколько смогу.
Над Южным Седлом Вик по спирали поднял самолет и мы пролетели над вершиной Эвереста на высоте 9000 метров. Зачарованно я глядел вниз на высочайшую точку Земли. Я совершал полет без кислорода и видел, что я могу говорить, думать и нахожусь в ясном сознании. Теперь я совершенно четко знал, что смогу покорить эту вершину без кислородного аппарата. Я не потеряю разум, как это предсказывают доктора и альпинисты. Теперь я знал, как это будет, когда вершина мира будет под моими ногами. Но я не знал, как это будет, когда я буду совершать восхождение на Эверест, рассчитывая только на собственные силы. Между полетом над вершиной и восхождением на вершину была огромная разница. Я смотрел на северную сторону горы и восхищался познаниями Эмиля в географии ребер, склонов и гребней.

В 20-30 г.г. британцы совершили немало попыток покорить Эверест. Я отчетливо видел те места, которых им удалось достичь, и эпизоды эверестовской истории в живую вставали передо мной. Когда мы совершили посадку, я знал, как гора выглядит с той стороны, но я не знал, какова она "на ощупь".
Северный маршрут на Эверест - идеален для восхождения. Еще в 1924 г. британские альпинисты - с их примитивным снаряжением, отсутствием высотного опыта и без кислородных аппаратов - смогли на этом маршруте достичь высоты 8600 метров. (2) Там не было крутых и опасных ледопадов, как с южной стороны. Однако, в 70-е северная сторона Эвереста была закрыта, после того, как Китай оккупировал Тибет, они никому не давали разрешения на восхождение.
Но не только это. Восхождение на Эверест без кислорода считалось невозможным, несмотря на то, что британским альпинистам это почти удалось. 29 мая 1953 г. Эдмунд Хиллари и Тенцинг Норгей стали первыми людьми, поднявшимися на вершину Эвереста. Они использовали кислородные аппараты (3) . После этого громкого успеха с использованием кислорода, все последующие восходители полагались только на искусственный кислород.
Пермит на восхождение у нас был на 1978 год. Петер и я активно тренировались для того, чтобы достичь высокой скорости восхождения. Только скорость была нашей гарантией безопасности. Если мы будем долго находиться на последнем участки восхождения - в так называемой зоне смерти - мы можем, как предполагали медики, получить серьезное мозговое расстройство. По их словам, клетки головного мозга отмирают в обедненной кислородом атмосфере. Разумеется, я хотел взойти на Эверест, но точно так же я хотел спуститься в долину без каких-либо нарушений работы мозга.

Первый сложный участок - ледопад Кхумбу - начинается сразу над Базовым лагерем. Ледопад, высотой в несколько сотен метров, непрерывно движется со скоростью несколько метров в сутки. Сильно разорванный язык ледопада вытекает из Западного Цирка (4) - долины длиной в шесть километров, расположенной между Нупцзе и Западным плечом Эвереста. Мы потратили 10 дней на поиски пути через ледопад. Между обломков льда, трещин и следов от обвалов, мы проложили путь, по которому мы могли относительно быстро как подниматься, так и спускаться. Мы работали, чтобы найти максимально безопасный путь через препятствия, как на серьезной стене. День за днем мы обходили свободно стоящие огромные - до ста метров длиной, по сорок метров в высоту и ширину - глыбы льда, которые постоянно наклонялись и двигались. Мы все рассчитывали: раньше или позже эти глыбы, повинуясь закону всемирного тяготения, рухнут. И такое действительно случалось. Тринадцать шерпов находились на пути между Первым и Базовым лагерем. Из базового лагеря мы заметили огромное облако ледяной пыли, и каждый из нас понял, что произошло. Мы схватили бинокли и выскочили из палаток. Над нами разверзся настоящий ад, когда все рухнуло вниз. Когда мы увидели шестерых шерпов, спускающихся ниже рухнувшего льда, мы с облегчением перевели дыхание. Но где же остальные? Мы обшаривали ледопад через нашу оптику, пока кто-то не увидел их. Носильщики быстро остановились, когда увидели, что лед начинает обрушиваться. Шерпы были напуганы и шокированы случившемся, но уже через минуту, они, как обычно, улыбались.
Ледопад заканчивался на высоте 6100 м., там мы установили свой Лагерь 1. Оттуда маршрут шел по узкой висячей долине до Лагеря 2, который был установлен на 6400 м. Дальше мы продолжили восхождение по склону Лхоцзе. Был конец апреля, когда я и два шерпа подняли последний высотный лагерь на Южное Седло - самый высокий перевал в мире. Мы установили палатку с тем, чтобы на следующий день сделать попытку восхождения. В нашей австрийской экспедиции было 7 участников. Петер и я, согласно договоренности, были включены в первую штурмовую команду. Однако Петер был внизу - он почувствовал себя не очень хорошо и спустился в Западный цирк. Мой шанс совершить одиночное восхождение был очень слабый, но нельзя сказать, чтоб совсем нулевой. Перед выходом на Седло я совершил быстрый переход из третьего лагеря по склонам Лхоцзе, через Желтую Ступень и Женевский контрфорс. Из лагеря я наблюдал странные облака вокруг меня, которые светились всеми цветами радуги и вращались. Может они - предвестники плохой погоды? Я не хотел даже думать о плохой погоде. Я искал признаки хорошей погоды: кучевые облака, скопившиеся над холмами внизу, которые предвещали бы повышение давления.
Вокруг нас на Южном седле лежали сотни использованных кислородных и газовых баллонов, остатки от палаток. Изначально я запланировал бескислородное восхождение на Эверест исключительно из спортивного интереса, однако в данную минуту экологические принципы мне показались гораздо важнее.
Мы поставили палатку, и почти сразу начал дуть сильный ветер, который потом возрос до ураганной силы. Со скоростью 150 км/ч он дул через Южное седло. Температура упала до -40°. Мы втроем сидели в палатке и держали полотнище. Каждый из нас понимал, что ветер может порвать палатку и буквально сошвырнуть нас в соседнюю долину как из катапульты. Мы держали палатку все ночь. К счастью, до утра она не порвалась. Мы поставили вторую палатку, более подходящую для пережидания штормового ветра, и стали ожидать улучшения погоды. Мы не могли рассчитывать на помощь снизу. Никто не смог бы подняться в такую погоду - шторм бушевал везде, до самых нижних лагерей. Положение становилось критическим. Мы практически не могли готовить, потому что ураганом снег задувало через швы на палатке и гасило нашу горелку. Около сантиметра снега покрывало наши спальные мешки. Огромный снежный флаг километровой длины развевался над Южным седлом. Мы пережидали шторм пять часов, два дня и две ночи.
Мы были уже порядком измучены, когда ураган стал постепенно стихать. Шерпы собирались вниз, я должен был решить для себя - что же мне делать. "Если я спущусь сейчас, - сказал я сам себе, - у меня будет шанс подняться на Эверест." Мы начали спуск, вершина Эвереста - могучая пирамида - стояла над Южным Седлом, огромная, недоступная и далекая. Реальность и мечты недолго спорили во мне. Я хотел только максимально безопасно спуститься в долину. Мы спускались по склонам Лхоцзе, на ледопаде я один раз провалился в трещину. В Базовый лагерь Анг Дордже - наш сильнейший шерпа - Мингма и я спустились настолько измученными, что буквально повалились в палатку. Мы пили и спали, спали и пили, очень медленно приходя в себя.
Когда я восстановился, когда я смог собрать в кулак всю свою энергию, когда я смог опять сконцентрировать все свои силы на поставленной задаче, я знал, что у меня есть шанс. Если повезет с погодой, то успешное восхождение будет возможным. Я был на 8000 м. и пережил страшную бурю. Почему же тогда я не смогу выдержать восхождения, о котором мечтал шесть лет? Вера в то, что восхождение на Эверест возможно, понемногу возвращалась ко мне. Неужели Эверест не могут покорить просто люди, а только порождения машинной цивилизации? Я опять во всех деталях обдумывал эту идею. Я не мог вернуться домой, не сделав второй попытки.
В Базовом лагере была довольно примитивная кухня, сооруженная из четырех камней, где можно было готовить на газу и на костре. По вечерам я сидел на кухне с Сонамом - экспедиционным поваром - и ел мед, молоко и чесночный хлеб (5) . Это была моя любимая еда.
В начале мая Петер и я вышли из Базового лагеря на вторую попытку. Как и в предыдущие выходы, мы поднимались от подножия, через ледопад, Западный Цирк, склон Лхоцзе. В Лагере 1, на верху ледопада, мы остановились ненадолго. Когда мы шли через западный Цирк, мы смотрели наверх. В этот день первая штурмовая группа из нашей экспедиции вышла на штурм горы. Пока мы с Петером отдыхали в Базовом лагере, руководитель экспедиции Вольфганг Наирц, Роберт Шаурер, оператор Хорст Бергманн и сирдар Анг Пху (6) вышли к вершине. Они не ставили своей задачей восхождение без кислорода, предпочитая традиционный метод.
Из Лагеря 2 мы с Петером могли наблюдать их восхождение в бинокль. У подножия Юго-Западной стены мы ждали, чтобы поздравить первую штурмовую группу. Все четверо были впечатлены высотой, маршрутом, восхождением. Когда мы захотели узнать их мнение о возможности восхождение без кислорода, все четверо не сговариваясь сказали, что это нереально. "Откровенно говоря, нет." Без кислородного аппарата восхождение на Эверест было невозможным.
Вольфганг Наирц на короткое время снял маску на вершине, и сразу же почувствовал головокружение. Роберт Шаурер попытался идти без кислорода, но при этом практически не мог двигаться. Эти новости действовали на нас удручающе. Но я продолжал верить в возможность восхождения на Эверест без кислорода. Я уже знал, на что это может быть похоже! Петер тоже очень хотел взойти на Эверест, но сейчас, когда другие участники уже достигли вершины, он не чувствовал в себе возможности допустить возможность неудачи. Неожиданно он признался мне: "Для меня не важно, как я совершу восхождения, для меня важно только то, что я сделаю это."
Мы обсуждали этот вопрос в палатке второго лагеря. Что мы можем сделать? Может мы пойдем вместе, Петер наденет маску, а я пойду без? Но это было бы жульничеством. Петер мог идти впереди, он мог бы прокладывать путь, он мог обеспечивать безопасность. В конце концов он мог дать мне кислород, если я вдруг почувствую себя плохо. Таким образом неопределенность, которая является неотъемлемой частью настоящего приключения, будет полностью нейтрализована. Мой эксперимент, который имел как физическую сторону, так и психологическую, теряет всякий смысл. В таком случае я предпочел бы идти в одиночку. Либо мы оба идем без кислорода, либо мы должны разделиться.
До поздней ночи мы обсуждали этот вопрос, лежа в палатке, и в итоге пришли к решению разделиться. Петер хотел совершать восхождение с кислородом. Я совершенно не понимал его точки зрения, и во время сеанса радиосвязи с Базовым лагерем пытался найти ему партнера для восхождения. Но все связки были уже укомплектованы, все участники разбиты на группы по двое или по четверо. Но после всего, мы все-таки решили объединить наши усилия. Я был очень благодарен Петеру. В двойке наши шансы на успешное восхождение сильно возрастали. Вдвоем мы можем идти вместе и хотя бы психологически поддерживать друг друга, мы можем по очереди лидировать. Я знал, что двое - это больше шансов на успех.
Когда мы утром 6 мая вышли из второго лагеря, то наше взаимное доверие обернулось материальным прогрессом в движении. Мы продвигались вперед очень быстро. На склонах Лхоцзе несколько шерпов помогали нам в переноски нашего груза - пищи и палатки. Эрик Джонс и Лео Дикинсон снимали документальный фильм для одной британской телевещательной компании. Лео Дикинсон снимал до высоты 7200 метров, после чего вернулся в Лагерь 3. Эрик Джонс шел с нами на следующий день до Южного Седла и снимал, сколько мог. На вершине я снимал самого себя и Петера камерой формата Super-8 (7) , специально подготовленной для этой экспедиции.
Мы спали в комфортабельном третьем лагере, расположенном на склоне Лхоцзе, в палатке было достаточно места для отдыха и готовки. Кислорода в воздухе было еще достаточно, но с этого места наше состояние будет только ухудшаться. Еще раз мы проверили все свое снаряжение: от альтиметра до ледоруба, от кошек до веревочек на солнцезащитных очках.
На следующий день мы покинули безопасный третий лагерь. Выше него уже никто не сможет оказать нам помощь. Каждый несет ответственность сам за себя. Во время восхождения на Южное седло я опять увидел, висящие в небе странные облака. Означают ли они опять ухудшение погоды? Я не хотел даже думать о плохой погоде. Под вершиной Лхоцзе мы траверсировали Желтую ступень в направлении Женевского контрфорса. Мы поднимались медленно: несколько шагов - отдых, затем опять несколько шагов, насколько хватает дыхания. При взгляде вниз нам открывалась вся висячая долина Западного Цирка, ниже которой располагался Базовый лагерь, уже невидимый нам. Слева было видно ребро Нупцзе, несколько вдали от него - вершины Кантега и Тамсерку. Ниже всего этого располагался монастырь с монахами, которые сейчас скорее всего медитируют.
Прямо перед нами было Южное седло, выше которого - маршрут к вершине - Юго-восточный склон и Юго-восточное ребро. Без малого 900 метров до вершины.
Когда мы достигли палатки на Южном седле, мы чувствовали себя уверенно. Злость на трудный путь прошла, мы не чувствовали себя утомленными. Мы лежали в палатке, топили снег и постоянно что-то пили: суп, кофе, чай. Пить хотелось со страшной силой. С дыханием мы теряли очень большое количество жидкости. Когда я вечером вышел из палатки и посмотрел на запад, солнце садилось, и горизонт очень резко выделялся на фоне неба. Я был настроен оптимистично. Утром я выглянул из палатки в полшестого и был напуган: погода была плохая, небо покрыто облаками. Наш шанс уменьшался до нуля. Может мы сможем выйти позже? Сознавая, что это - наш последний шанс, мы собрали всю нашу решимость. Пока мы можем ориентироваться на склоне, пока голубые пятнышки неба проглядывают над Макалу, мы можем подниматься. Мы поднялись на сто метров, раскрывая рот в попытке всосать порцию кислорода, отдыхая каждые несколько шагов, затем опять и снова, и снова. Если мы будем подниматься таким темпом, нам не хватит времени на восхождение. Погода тем временем ухудшалась, мы поднимались в легком тумане. Немного выше мы поймали ритм движения, и за четыре часа поднялись к Лагерю 5, набрав за 4 часа 500 метров высоты. При восхождении на Гидден Пик мы с Петером набирали по 200 метров в час в районе вершины, сейчас наша скорость составляла 100 метров в час, а до вершины было еще 350 метров.
Мы остановились в лагере на полчаса и выпили по чашке чая, затем продолжили нашу борьбу. Неожиданно для себя мы оказались под Южной вершиной, высота которой 8760 метров. Я был равнодушен к тому, на какую высоту мы поднялись, а также и к тому, что мы поднялись без кислорода. Я продолжал идти вверх, потому что склон шел вверх, и мне казалось, что он так будет идти бесконечно. Эверест ли это, или Маттерхорн - это было мне все равно. Я шел вверх потому что я еще не дошел до вершины. Мы ползли вперед, нас трепал ветер. Кристаллики льда иголками обжигали наши лица. Вперед! Раз я ничего не могу, кроме как идти на эту вершину. Только с Южной вершины я смог увидеть Главную вершину Эвереста. Перед нами лежал причудливый гребень. И тут я, всем телом и душой, я понял, что мы можем сделать это. Неожиданно справа показались гигантские карнизы. Я не мог сказать, сколько это еще будет продолжаться, также, как не мог и предположить, сколько времени нам понадобится. Я знал только одно: мы можем дойти до высшей точки, туда, где я вижу этот свежевыпавший снег.

На Южной вершине мы связались, поскольку ребро на главную вершину было опасным. Попеременно страхуя друг друга, мы двинулись дальше. Слева от нас была стена, отвесно падающая до самого Западного Цирка, находящегося 2500 метрами ниже. На восток глубина возможного падения была около 4000 метров. Все восхождение проходило автоматически, инстинктивно - как кто-то другой делает свои движения на обычной прогулке. Также инстинктивно я продолжал снимать фильм. Я снимал Петера, который подходил ко мне через Ступень Хиллари, как он вытаскивает свой ледоруб из снега, как он делает еще несколько шагов.
Карнизы, повисшие справа, почти не привлекали моего внимания. Только когда все гребни со всех сторон неожиданно пропали, я понял, что стою на вершине. Наше ребро, оказывается, было не таким уж длинным. Никаких особенных чувств я не испытывал. Никакого особенного счастья, я был спокоен. Я взял камеру и заснял последние шаги Петера. И только когда Петере встал прямо передо мной, эмоции захлестнули нас обоих. Мы упали и лежали, всхлипывая. Мы не могли стоять, мы не могли разговаривать, но каждый и так знал, что чувствует другой. Я испытал огромное облегчение, когда эта вспышка эмоций погасла во мне. И тут же беспокойство, тревога и напряжение захлестнули меня. Мы были на высшей точке. Напряжение понемногу отпускало. Мы начали фотографировать друг друга. Неожиданно Петер начал очень активно спускаться, он боялся тратить время и находиться долго на вершине. Я задержался, чтобы окинуть взором панораму, несмотря на то, что почти ничего не было видно: только Канченджангу, Лхоцзе и Макалу, ненадолго открылась панорама в сторону Тибета. Вид с вершины Эвереста был совсем не таким, как я ожидал: ветер все время гнал снег через окружающие нас гребни, и, как казалось - через весь окружающий нас мир.

Как только прошла первая усталость, я почувствовал себя как человек, который закончил самую главную гонку в своей жизни и знает, что теперь его ждет долгожданный отдых.
Тем временем пора было уходить с вершины. Я спустился со Ступени Хиллари и далее до Южной вершины. Я допускал, что Петер может подождать меня, но он пошел вниз (8) . Шаг за шагом я спустился на Южное седло. Ночь была ужасной, я почти ничего не видел, я не мог надолго открыть глаза. Когда я снимал фильм, я довольно часто снимал свои очки и теперь меня настигла снежная слепота. Я чувствовал свои глаза как две горячие наполненные песком дыры. Только слезы немного облегчали боль. Петер ухаживал за мной, как за маленьким ребенком - он готовил мне чай, устраивал мне постель. На следующий день Петер шел впереди меня шагах в трех, и я мог использовать его, чтобы хоть как-то ориентироваться в пространстве. Все вокруг было как в тумане. По фиксированным я мог спускаться вполне надежно. Таким образом мы спустились до третьего лагеря, где Бык Оэльц дал мне глазные капли. Он не стал спускаться со мной, он готовился штурмовать вершину (9) .
Когда я спустился в Базовый лагерь, я почувствовал, что мне чего-то не хватает. Давняя мечта покорить Эверест без кислорода была исполнена. Но мной уже овладевала другая идея - в одиночку на восьмитысячник. Все больше и больше меня захватывала идея соло-восхождения на Нанга Парбат. Эта мечта вытеснила все остальные. Я надеялся, что теперь, когда я исполню одну мечту, у меня всегда будет другая.

Впервые без кислорода

"Я не более чем одинокое тяжело дышащее легкое,
плывущее над туманами и вершинами."
Рейнхольд Месснер, Эверест.

Восхождение на Эверест, высочайшую вершину мира, было несбывшейся мечтой многих десятков великих альпинистов до 1953 года, когда Эдмунд Хиллари и Тенцинг Норгей достигли его вершины. Последующие десятилетия стали свидетелями многих "первых" свершений: первое женское восхождение, первое сольное восхождение, первый траверс, первый спуск на лыжах… Но все эти восходители полагались на использование дополнительного кислорода при совершении своих высокогорных подвигов. А можно ли было взойти на Эверест без кислорода?

Еще начиная с 1920-х годов альпинисты обсуждали за и против использования вспомогательных средств. Так, Джордж Мэллори утверждал, что "альпинист доложен полностью полагаться на свои естественные возможности, которые могут предупредить его в случае, если он попытается перешагнуть границу своих сил. Со вспомогательными средствами он подвергает себя возможности неожиданного упадка сил, если аппарат сломается." Такая философия, утверждающая, что ничто не должно стоять между альпинистом и горой, находила своих приверженцев и пятьдесят лет спустя.

В 1970-х двумя наиболее ярыми последователями этой философии были Рейнхольд Месснер и Питер Хабелер. К тому времени Месснер уже успел завоевать немного скандальную славу, совершив немалое количество эффектных восхождений в Альпах по скальным маршрутам без использования металлических крючьев. В 1974 году Месснер объединился для восхождений с Хабелером, тихим гидом из Майерхофена, разделявшим его философские взгляды. И эта пара решила приступом завоевать альпинистский мир. Они вдвоем прошли стены Маттерхорна и Эйгера в рекордное время. В 1975 они совершили выдающееся восхождение на 11-тую по высоте вершину в мире - Гашербрум, без использования дополнительного кислорода. К 1978 году они устремили свои усилия к главной цели - взойти на Эверест без кислорода.

Месснер и Хабелер быстро стали объектом критики как со стороны альпинистской общественности, так и со стороны медицинских кругов. Им прилепили ярлык "сумасшедших", которые подвергают себя риску сильно повредить свой мозг. В предыдущих эспедициях были изучены физиологические нагрузки при восхождении на Эверест; оказалось, что они являются очень экстремальными; проведенные в 1960-61 годах тесты на участниках экспедиций под руководством сэра Эдмунда Хиллари показали, что уровня кислорода на вершине Эвереста едва достаточно для поддержания организма в спокойном состоянии - а потребление кислорода восходителем при движении сильно возрастает.

Несмотря на это, Месснер и Хабелер продолжили осуществление своего плана. Они собирались добраться вместе с членами австрийской эверестской экспедиции до западного цирка, а оттуда уже совершить самостоятельное восхождение на вершину. Команды прибыли в Базовый Лагерь в марте 1978 и потратили несколько недель на организацию безопасного прохода через ледопад и установку лагерей I-V, а также подготову к восхождению.

Первую попытку Месснер и Хабелер предприняли 21 апреля. Они достигли лагеря III на склоне Лхоцзе 23 апреля. В эту ночь Хабелер почувствовал себя очень плохо, отравившись рыбными консервами. Месснер решил продолжить восхождение сам, без своего ослабленного партнера, и на следующее утро отправился дальше с двумя шерпами. Достигнув южного седла, трое восходителей неожиданно попали в ужасный шторм. В течение двух дней они пытались пересидеть бурю. Изнуренные борьбой с порванной палаткой и страдая от холода, даже Месснер позже признавался, что считал в тот момент свою затею "неисполнимой и бессмысленной". Наконец, окно в погоде позволило истощенной группе спуститься в Базовый Лагерь и восстановить силы.

Месснер и Хабелер обудили возможность еще одной попытки штурма. Хабелер даже начал подумывать об использовании кислорода, но Месснер остался тверд, заявив, что не будет прибегать к кислороду и не пойдет на восхождение с тем, кто это сделает. Он считал, что достижение как можно большей высоты без кислорода важнее, чем достижение вершины. Хабелер, не имевший возможности найти другого партнера, согласился, и эти двое опять стали командой.

Шестого мая Месснер и Хабелер отправились наверх опять. Они легко достигли лагеря III и, несмотря на глубокий свежевыпавший снег, были готовы двинуться к южному седлу на следующий день. Теперь они находились на такой высоте, когда недостаток кислорода дает себя знать. Месснер и Хабелер договорились принести два баллона кислорода в лагерь IV , на всякий случай, и условились повернуть назад, если один из них потеряет координацию или речь.

На следующий день им потребовалось всего лишь три с половиной часа, чтобы дойти до южного седла (7986м), где они провели оставшуюся часть дня и вечер. Хабелер жаловался на головную боль и то, что у него двоится в глазах на подъеме, но почувствовал себя лучше после отдыха, хотя оба альпиниста часто просыпались из своего забытья от нехватки кислорода. Они заставили себя выпить чаю в надежде, что при насыщении организма водой уменьшится эффект разреженного воздуха.

В три утра 8 мая оба проснулись, чобы отправиться на штурм вершины. У них ушло два часа только на одевание. Так как теперь каждый вдох был дорог, пара начала использовать жесты для общения. Дело двигалось медленно. Идти по глубокому снегу было очень тяжело, поэтому им пришлось лезть по более сложным скальным гребням. Им понадобилось четыре часа, чтобы добраться до лагеря V (8500м), где они остановились на получасовой отдых. Хотя погода все еще была угрожающей, они решили продолжить подъем - хотя бы до южной вершины, до которой им оставалось 260 метров по вертикали.

Месснер и Хабелер пребывали в состоянии такого истощения, какое им не приходилось испытывать ранее. Через каждые несколько шагов они облакачивались на свои ледорубы, из последних сил хватая ртом воздух. Казалось, что их легкие сейчас разорвутся пополам. Поднявшись еще немного, они стали падать на колени или даже просто ничком в снег, стараясь восстановить дыхание.

Достигнув южной вершины, двойка связалась и продолжила путь. Ветер нещадно трепал их, но впереди проглядывал кусочек чистого неба. Им оставалось набрать 88 метров по вертикали. Они подошли к ступени Хиллари и продолжили подъем, сменяя друг друга и останавливаясь на отдых три или четыре раза. На высоте 8800м они развязались, но недостаток кислорода настолько уже давал себя знать, что каждые 3 - 5 метров они падали в снег и лежали. Месснер позже говорил, что "процесс дыхания стал настольно серьезным занятием, что у нас почти не оставалось сил идти". Он описывает, что в тот момент мозг его был как будто мертв, и только его дух заставлял его продолжать ползти дальше.

Где-то между часом и двумя по полудни восьмого мая 1978 года Месснер и Хабелер совершили то, что считалось невозможным - первое восхождение на Эверест без кислорода. Месснер так описывал свои ощущуния: "В состоянии духовной абстракции, я уже более не принадлежал себе, своему зрению. Я не более чем одинокое тяжело дышащее легкое, плывущее над туманами и вершинами."

Чтобы спуститься на южное седло, Хабелеру понадобился час, а Месснеру 1час 45 минут - на это же расстояние утром у них ушло 8 часов. Два дня спустя, ликующие, они пришли в Базовый Лагерь.

Успех Месснера и Хабелера озадачил медицинское общество и заставил пересмотреть физиологию на больших высотах. В 1980 году Месснер опять вернется на Эверест, чтобы совершить успешное восхождение в одиночку - и опять без использования кислорода.

Эверест – привычное нам название самой высокой вершины в мире. В Тибете его принято называть иначе – Джомолунгма. Высота горы 8845 метров. Туристов мы обычно подвозили к базовому лагерю - высота здесь 5200 метров. Впрочем, не все добирались до туда. Некоторые оставались в небольшом отеле, в восьми километрах от лагеря, ели и любовались Эверестом из окна.
Базовый лагерь вот

Однажды в отеле нам встретились два русских альпиниста, которые искали каких-то немецких туристов, не найдя их, присоединились к нашей трапезе и порассказывали всяческих историй.

Конечно в первую очередь народ интересовал вопрос, а как попасть, собственно, на Эверест? Сколько это стоит и кого туда берут?

Стоимость данного похода начинается от 12 тысяч долларов. Это минимальные условия. Бывает, что цена доходит до 40 тысяч долларов. В этом случае предоставляются комфортные палатки, с саунами и спальнями (это стационарные лагеря на определенной высоте), а так же парочка шерпов, которые несут багаж и баллоны с кислородом. Поход на Эверест в этой ситуации превращается в увесилительную прогулку. Почти.
Шерпы – тибетский народ, маленький и незаметный, которые прекрасно переносят высоту. Они идут наравне с альпинистами, только ноша их, порой, гораздо тяжелее. Для альпиниста удобно, когда ему помогает шерп. Чем выше, тем более разряжен воздух и тем сложнее дается каждый шаг. Тут то и начинает ошущаться каждый лишний килограмм в рюкзаке. А если еще баллоны с кислородом с собой, то особенно тяжело. На самую вершину зайти без кислорода невозможно. Была пара случаев, когда это удавалось – люди целенаправленно ставили такой рекорд. Все остальные случаи, увы, заканчивались плохо. Маленькими баллончиками на таком пути не обойдешься. Нужны полноценные большие баллоны. В среднем четыре штуки (а лучше шесть), по двенадцать килограммов каждый. Как видно, те, кто может позволить оплатить услуги шерпов, имеют больше шансов зайти наверх.

Кого туда берут? Понятно, что прежде чем покорять Эверест хорошо бы сходить на пару гор, высотой 6-7 тысяч метров, для тренировки. Но не все, кто идут на Эверест имеют хоть малейший опыт восхождений. Если есть деньги, и нет явных проблем со здоровьем, то берут практически всех. Будущий покоритель Эвереста подписывает бумагу, что никто за него ответственности не несет.

До семи с половиной тысяч идти довольно несложно – маршрут по классике – один из легких. Эверест вообще не считается сложной горой для покорения, если не брать в расчет ее высоту и проблемы, связанные с кислородным голоданием.

Восемь тысяч и выше – зона смерти. Здесь уж точно никто ни за кого ответственности не несет. Ощущается каждый шаг и каждый вздох. Если товарищ вдруг упал от бессилия, а ты подошел помочь, то в следующий момент у тебя может не хватить сил для себя. Так что здесь, в буквальном смысле, каждый за себя. Люди знают на что идут. Знают вдвойне, так как с высоты семи тысяч метров всегда можно вернуться. Прилетит вертолет и заберет желающего, если совсем плохо - услугу оплатите потом. Либо с проводником можно отправиться вниз. В крайнем случае дождаться группу в одном из базовых лагерей. Свыше семи с половиной тысяч остается идти только вверх.

До вершины доходят единицы. Условия действительно суровые. Температура колеблется от дневной +40 на солнце до -40 ночью. Если к этому прибавляются ветра, то особенно тяжело. От погоды многое зависит, именно поэтому есть четкие сезоны, когда ходят на Эверест. Если на шести тысячах высоты можно переждать ветер и облачность, то свыше семи с половиной лучше этого не делать. Кислородное голодание сказывается на мозге не самым лучшим образом. Чем это чревато – зависит от общего состояния организма.

Альпинисты признавались, что в моменты нехватки кислорода, у людей возникают галлюцинации. Некоторые видят души умерших товарищей и прочие приведения. Говорили они об этом с усмешкой – настоящие материалисты. Кстати, в силу Тибета не очень верили. Хотя не отрицали, что энергетика в местных храмах сумасшедшая. Даже материалист может почувствовать ее воздействие.

Самое сложное в восхождении - это последний рывок с 8100 до самой вершины. Выходят рано утром, практически ночью, чтобы до вечера успеть зайти, побыть минут двадцать на самом пике, почувствовать свой триумф, сделать фото и вернуться в базовый лагерь. Априори считается, что если не успеваешь этого сделать до темноты, то шансов вернуться практически не остается. Здесь обязательно должно повезти с погодой. На высоте 8100 нельзя ждать хорошей погоды - слишком тяжелый, разряженный воздух. Если непогода застала на пути к пику или ясно, что дойти до темноты туда-обратно не получится, то лучше повернуть назад. Очень обидно это делать, но здесь тот самый случай, когда выбирать не приходится.
А это храм недалеко от базового лагеря

На Эверест ходят с конца марта до конца мая. И с конца августа до конца октября. Поход, как правило, укладывается в два месяца. Бывает, что затягивается на три - погода вещь капризная. Зимой температура ночью может падать аж до -60 плюс пронизывающие ветра. А летом там сильные туманы.
По дороге к Эвересту

Впервые Эверест был покорен в 1953 году англичанином. Когда стало понятно, что сделать это реально, просто зайти на Эверест по легкому маршруту стало не интересно для желающих поставить различные рекорды. На Эверест заходили в одиночку. Заходили зимой. Без кислорода до самой вершины. Был тот, кто оставался на пике Эвереста 24 часа - это почти нереально. Заходили без ног (бывали и такие случаи), по сложным маршрутам - кто во что горазд. Конечно было много печальных историй. Но Эверест привлекает альпинистов снова и снова. А сегодня туда может отправиться практически любой желающий. Было бы здоровье. Ну и деньги на экспедицию, разумеется. Хотя подобные походы сказываются на здоровье не лучшим образом. Надо быть действительно уверенным, что это нужно и хорошо подготовленным.
А это на обратном пути

По дороге на Эверест (впечатлительным не смотреть) January 22nd, 2017

Эверест не даёт гарантий. Не имеет значения, насколько вы опытны и осторожны: на пути к вершине смерть будет подстерегать вас на каждом шагу. Пройти мимо трупов альпинистов, для которых это восхождение стало последним - одно из самых сложных испытаний, заготовленных Эверестом для своих гостей.

Фрэнсис Арсентьев (Francys Astentiev).
Причина смерти: переохлаждение и/или отёк мозга.
Эвакуация тел погибших альпинистов представляет большую сложность, а зачастую и вовсе невозможна, поэтому в большинстве случаев их тела навсегда остаются на Эвересте. Проходившие мимо альпинисты почтили память Фрэнсис, накрыв её тело американским флагом.

Фрэнсис Арсентьев совершала восхождение на Эверест вместе со своим мужем Сергеем в 1998 году. В какой-то момент они потеряли друг друга из виду, и больше никогда не смогли воссоединиться, погибнув в разных частях горы. Фрэнсис умерла от переохлаждения и возможного отёка мозга, а Сергей, вероятнее всего, разбился при падении.

Джордж Мэллори (George Mallory).
Причина смерти: травма головы в результате падения.
Британский альпинист Джордж Мэллори, возможно, был первым человеком, которому удалось побывать на вершине Эвереста, но точно мы этого уже никогда не узнаем. Последний раз Мэллори и его напарника по связке Эндрю Ирвина видели во время восхождения на Эверест в 1924 году. В 1999 году легендарный альпинист Конрад Анкер обнаружил останки Мэллори, однако, они не дают ответа на вопрос, удалось ли ему достичь вершины.

Ханнелора Шмац (Hannelore Schmatz).

В 1979 году на Эвересте погибла первая женщина - немецкая альпинистка Ханнелора Шмац. Её тело застыло в положении полусидя, так как изначально у неё под спиной находился рюкзак. Когда-то мимо тела Шмац, которое можно было увидеть чуть выше лагеря IV, проходили все альпинисты, совершавшие восхождение по южному склону, но однажды сильные ветры развеяли её останки над стеной Кангшунг.

Неизвестный альпинист.

Одно из нескольких тел, найденных на больших высотах, и так и оставшихся неопознанными.

Цеванг Палджор (Tsewang Paljor).
Причина смерти: переохлаждение.
Труп альпиниста Цеванга Палджора, одного из членов первой индийской группы, попытавшейся совершить восхождение на Эверест по северо-восточному маршруту. Палджор погиб во время спуска, когда начался буран.

Труп Цеванга Палджора на сленге альпинистов называется «Зелёные Ботинки». Он служит ориентиром для скалолазов, совершающих восхождение на Эверест.

Дэвид Шарп (David Sharp).
Причина смерти: переохлаждение и кислородное голодание.
Британский альпинист Дэвид Шарп остановился передохнуть недалеко от Зелёных Ботинок, и не смог продолжить путь. Другие альпинисты проходили мимо медленно замерзающего обессиленного Шарпа, но не имели возможности оказать ему помощь, не создавая при этом угрозы для своей собственной жизни.

Марко Литенекер (Marko Lihteneker).
Причина смерти: переохлаждение и кислородное голодание в связи с проблемами с кислородным оборудованием.
Словенский альпинист погиб во время спуска с Эвереста в 2005 году. Его тело было найдено всего в 48 метрах от вершины.

Неизвестный альпинист.
Причина смерти не установлена.
Тело ещё одного альпиниста, которое было найдено на склоне и не было идентифицировано.

Шрия Шах-Клорфайн (Shriya Shah-Klorfine).
Канадская альпинистка Шрия Шах-Клорфайн покорила Эверест в 2012 году, но погибла при спуске. Её тело лежит в 300 метрах от вершины, обёрнутое канадским флагом.

Неизвестный альпинист.
Причина смерти не установлена.

Что такое горная болезнь?

Горная болезнь (или высотная гипоксия) развивается, когда люди не могут адаптироваться к низкому уровню кислорода на больших высотах.
Чаще всего болезнь протекает в легкой форме: появляется головная боль, тошнота, нарушение дыхания, одышка, сильное сердцебиение и слабость.

Но в редких случаях течение болезни может привести к фатальным последствиям из-за отека мозга и легких.
Признако горной болезни начинают проявляться при подъеме на высоты более 2500 метров. Но считается, что тибетцы обладают геном, позволяющим длительное время находиться на больших высотах, не испытывая никакого недомогания.
Около 30% людей испытывают легкую или среднюю форму горной болезни и возвращаются в норму самостоятельно через несколько часов или дней. Однако у 1-3% людей развивается тяжелая форма гипоксии. Смерть от горной болезни на Эвересте - не редкость.

В 2014 году 16 шерп погибли в результате схода лавины. Это вызвало череду протестов, и сезон восхождений пришлось закрыть досрочно.

В следующем 2015 году 18 альпинистов погибли на Эвересте из-за последствий землетрясения в Непале. После этого все маршруты были закрыты.
Когда пути на вершину вновь были открыты весной этого года, на гору устремились сотни альпинистов. Восхождениям благоволила и погода.

В итоге к 11 мая 2016 только с непальской стороны вершины смогли достичь около 400 человек. Однако, за это время альпинист из Индии скончался на Эвересте, став третьим погибшим при спуске с вершины за три дня. Субхаш Пол умер в воскресенье, на следующий день после того, как взошел на гору в сопровождении местных проводников-шерп.

Вместе с Полом на Эверест поднимались еще два альпиниста из Индии, которые сейчас числятся пропавшими без вести.

Несколькими днями ранее на Эвересте погибли голландец Эрик Арнольд и австралийка Мария Стридом. Их смерть наступила в результате высотной гипоксии, известной также как "горная болезнь".

С момента первого восхождения на вершину Эвереста в 1953 году на склонах погибли более 200 человек

Александр Абрамов, девятикратный восходитель, руководитель множества экспедиций на Эверст, Чо-Ойю и Манаслу, президент Клуба 7 Вершин.

Друзья!

Про восхождение без кислорода на Эверест постоянно пишут люди, никогда не ходившие на Эверест. Просто аж хочется прояснить.

Хиллари и Тенцинг сходили с кислородом. Вся Первая Советская экспедиция Эверест 1982 года с кислородом

Первая российская 1992 с кислородом. Все шерпы всегда ходят с кислородом. Да и 99% всех восходителей на Эверест взошли с кислородом. Без кислорода ходить на Эверест - как нырять на 200м без воздуха. Как без веревки лазать по скалам... Что за бред вы несете постоянно. Смешно конечно читать. Но уже надоело бред вычитывать.

Без кислорода на Эверест может подняться одна тысячная процента восходителей. И поверьте никто из Вас выше 7000 без кислорода в туалет не сходит.

Про коммерцию в альпинизме. Вам не претит ходить в коммерческие рестораны, ездить на коммерческих такси? Покупать продукты и одежду в коммерческих магазинах? Летать на коммерческих самолетах?

Ходить в коммерческие кинотеатры? Ездить на коммерческих подъемниках??

Еще один бред про коммерцию в горах.

Людям создают условия для восхождения за их деньги. И все. Покажите мне хоть одного некоммерческого альпиниста который провел 2 месяца в горах бесплатно.

Спортсмены выискиваю деньги в коммерческих структурах. Зачастую неменьшие, чем платят коммерческие альпинисты. Только они гордятся почему-то, что не сами заработали и оплатили, а взяли у дяди-спонсора которой их заработал своим трудом.

Ну и работник коммерческой фирмы - гид - профессионал живет в горах типа бесплатно. Еще и ЗП получает. И так во всем мире. Есть гиды и есть клиенты. Настоящих спортсменов не более 1%.

Но почему то им всегда очень мешают 99% процентов нормальных людей. Которые просто приехали в горы и хотят за свои деньги получить услуги по организации их восхождений.

Хотя рецепт 1. Если ты реальный спортсмен никогда не ходи по "загаженным коммерческими клиентами классическим маршрутам".

А если ты ходишь по классике, то не выпендривайся, вставай в очередь и не рассказывай сказки о своем спортивном происхождении.)))

Мастер Спорта СССР по Альпинизму. 9-ти кратный восходитель на Эверест.

Абрамов Александр.

И в комментариях Александр Абрамов приводит высказывание Сергея Бершова -

…. Трудности, которые преодолевает восходитель на пути к вершине большой Горы, не сводятся только к разреженной атмосфере. Тем более, что любой альпинист на таком маршруте должен быть готов к тому, что кислород, попросту, кончится. Да, бескислородные восхождения ценятся выше со спортивной точки зрения. Но это совершенно не означает, что все восходители должны ставить себе такую цель. Конечно, есть альпинисты, которые в силу физиологических особенностей своего организма (подкрепленных тренировками!), способны достаточно длительное время продуктивно работать на высотах более 8000м без кислородной маски. Они могут ставить себе такую цель - бескислородное восхождение, потому что риск "отказа здоровья" минимизируется. Другим же это противопоказано - риск велик, поскольку ресурсы организма ограничены. Я не призываю искусственно тормозить спортивный рост восходителей, насильно выдавая каждому маску. Я лишь считаю, что альпинист должен точно знать, насколько много ему отпущено природой, насколько близка та грань, за которой - потеря контроля над ситуацией. Про себя я знаю, что для длительной работы на предельных высотах выше 8200м, мне следует подстраховываться кислородом. Я не боюсь лишиться на Горе "соски" (в 90-м году на Лхоцзе, в непосредственной близости от вершины, я обходился без кислорода 4 дня), но без особой нужды без кислорода не пойду. И планировать такого не буду. Я не камикадзе. Если бы меня спросили, как, в идеале, нужно готовиться к бескислородному восхождению на "большой", выше 8500м, "восьмитысячник", я бы ответил: